Книга Вестники времен. Рождение апокрифа - Андрей Мартьянов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И все равно Казаков удивил седого рыцаря. Поняв, к чему тот клонит, мессир оруженосец точно называл географические точки, изложил возможную тактику новой войны крестоносцев против сарацин (обогащенную неплохими знаниями о военных доктринах будущего) и показал, что может мыслить с применением плохо известных здесь методов индукции и дедукции. Хотя, как известно, логику придумали еще в древней Греции, а именно в настоящие времена создавались правила построения силлогизмов.
Ангерран заинтересовался – он очень любил тайны. Разумеется, помощник, почти ничего не знающий о жизни средиземноморской Европы, может что-нибудь напутать и влипнуть в неприятную для всех историю только из-за своей бестолковости, однако отнести письмо или выполнить другое простенькое поручение – сколько угодно. Мессир де Фуа сделал вывод, что сей молодой человек вполне сообразителен и владеет некоторыми искусствами куда лучше, чем все остальные. Немного поднатаскать – и из креатуры Элеоноры Аквитанской выйдет толк. Старая королева не стала бы рекомендовать абсолютно ни к чему не пригодного человека, у нее есть опыт и знание жизни. В конце концов, Элеонора ему доверяет, а отчего – непонятно…
Казаков, пытаясь не обращать внимания на взгляды монахинь, работавших в саду, прогуливался под темно-зелеными кронами, шествуя в сторону от маслобойни к монастырской церкви. Ангерран его тоже весьма заинтриговал – этот человек уж настолько отличался от всех доселе виденных, что вызывал настоящий благоговейный восторг, перемешанный с чувством опасности.
С другой стороны, многих ли Сергей встречал раньше? Да и все, с кем приходилось общаться, отнюдь не смахивали на классические средневековые типажи. Ну, разве что сэр Мишель и Ричард – рыцари со всеми рыцарскими комплексами… Однако, у обоих свои тараканы в голове, опять же делающие английского короля и нормандского шевалье категорически непохожими на глуповато-возвышенных персонажей романов Томаса Мэлори.
В Ангерране невооруженным глазом замечалась хватка, непоколебимая уверенность в себе и привычка командовать. Вдобавок он запросто вхож к Элеоноре. Теперь следует представить человека, живущего через восемьсот лет и способного без приглашения и высочайшего дозволения появляться в личных покоях президента России или Соединенных Штатов. Но к Танкреду мессира де Фуа не звали, значит, дяденька принадлежит не к самому высшему свету. Что из этого следует?
Верно, очередной приступ шпиономании…
Скорее всего, мессир Ангерран какой-нибудь особый порученец королевы-матери. Конечно, в таком случае ему приходится использовать чужое или придуманное имя. Последнее-то он назвал, а вот фамилию умолчал. Имя «Рено» в нынешние времена распространено также, как «Иван» или «Андрей» в будущей России. Одно хорошо – этот самый Рено-Ангерран-или-как-его-там пообещал выполнить просьбу Элеоноры Пуату. Что ни говори, рыцарские шпоры здесь не раздают направо и налево, они являются чем-то наподобие красной корочки с названием оч-чень солидного учреждения. Только здесь это учреждение именуется весьма просто – «дворянское сословие».
– Посмотрим, – буркнул под нос Сергей и оглянулся. Не заметив как, он благополучно миновал сад и вышел к южной стене церкви – обычному на Сицилии длиннющему приземистому зданию с будто приплюснутой колокольней и вычурным резным порталом над входом. Конечно, до портала монастыря из «Имени Розы», каковой роман Сергей читал еще тогда, здешнему далеко, но все равно выглядит красиво и жутковато. Интересно, почему скульпторы начала второго тысячелетия испытывают такое невероятное пристрастие к сценам Страшного Суда?
От любопытства он заглянул в церковь. Если появится аббатиса Ромуальдина, питающая клиническую ненависть к мужчинам вообще и к нему в частности, из храма выгнать не посмеет. Не с ее шестка. И вообще: ведем себя прилично, с монахинями не заигрываем, пьяные песни не орем. Внешне – образец добродетели.
«Так, а здесь положено снимать шапку или как? – подумал Казаков, стоя возле вырезанной из мрамора громадной раковины, наполненной святой водой. – Чтобы не рисковать, на всякий случай снимем. Но, по-моему, на вчерашней торжественной мессе большинство королевских приближенных стояли в головных уборах. Или им разрешено? Господи, я действительно ничего не знаю, прав Ангерран! Гунтеру было полегче – папаша историк, да и вероисповедание соответствующее…»
В храме никого не оказалось, если не считать монашеского силуэта возле отдаленного алтаря. Ничего не скажешь, живут вполне обеспеченно: золото (а не позолота!), бронза, масса скульптур, некоторые из которых можно опознать. Это определенно изображение святого Бернара из Клерво – указующий перст вытянут, одежды развеваются, лицо самое вдохновенное. Не иначе, призывает к Крестовому походу. Святой Папа Лев Великий, даже надпись на постаменте есть – говорят, именно он при помощи святых апостолов, явившихся с неба, прогнал от стена Рима Аттилу. Бенедикт Нурсийский – скромный дядька с суровым взглядом. Кающаяся Мария Магдалина – сюжет всегда и на все времена. Покровительница монастыря святая Цецилия, ангелического вида девица в рубище, выглядящем, однако, весьма пристойно. Похожа на Беренгарию, когда та молится. Папа Григорий-Гильдебрант, как явствует из выбитых и понятных даже неученому латыни человеку слов на основании скульптуры…
– Святой Григорий был великим человеком, – послышался тихий голос за спиной. – Вы слышали его историю?
Казаков обернулся. Рядом, в двух шагах, стоял высокий пожилой господин в мирском костюме – темная куртка лучшего бархата, скромный пояс без всякого оружия, хорошие сапоги. Лицом на кого-то похож, но Сергей с первого раза не уловил, на кого именно.
– Нет, не слышал.
– Он был избран даже не кардинальским конклавом, а народом Рима, – пояснил незнакомец, указывая взглядом на статую. – Сто шестнадцать лет назад. Именно Григорий придумал знаменитую формулу двадцать второго пункта «Диктата Папы». Знаете? «Римская церковь еще никогда не ошибалась, она, согласно свидетельству Писания, вечно будет непогрешимой».
– Очень интересно, – вежливо сказал Казаков.
– Да, интересно… – задумчиво проговорил человек. – Диктат Папы – закон. И, соответственно данному закону, Папа может ошибаться, но Церковь – никогда.
– Папа непогрешим, – брякнул оруженосец. Некоторые из вбитых еще в школе отрывистых сведений о католицизме накрепко засели в голове. – То есть, получается, почти святой?
– Вы, наверное, не очень хорошо разбираетесь в подобных делах, – ответил на это человек в бархатном колете. – Никогда не интересовались историей религии? В соответствии с законом Церкви, который все и постоянно неправильно толкуют, а необразованные оппоненты Рима пытаются использовать в дурных целях, догмат о папской непогрешимости имеет один-единственный смысл. Хотите, процитирую наизусть? «Папа обладает той непогрешимостью, которую Божественный Спаситель пожелал даровать в вопросах веры и морали высшему институту Церкви».[22]Понимаете? Только в вопросах веры и морали… Папа лишь человек, ему свойственны слабости, он может поддаться искушениям. Пример: лет триста назад Римом правил некий Сергий Третий. Имел гарем, массу незаконных детей, грешил содомией, пьянствовал… Он вышел из плеяды, названной Церковью «плохими папами». Но все сохранившиеся письма и документы Папы Сергия канонически непогрешимы, в них отсутствуют ереси или отступления от догматов. В вопросах веры Сергий держится христианских устоев, но, когда наступает вечер, терзаемый непокорной плотью Папа идет к любовнице и вовсю грешит… Вот так, молодой человек. И, между прочим, догмат, который мы только что обсуждали, будет принят значительно позже.