Книга Имперский Грааль - Наталия Ипатова

Бомонд!

Он тоже был один в палатке. Рубен так и не вернулся, и сыну мучительно не хотелось предполагать плохое. Конечно, «реполов» против этих — фанера, склеенная жвачкой, но в конце концов, если Рубен может переодеться в свой самолет, почему бы ему не переодеться в чужой? Что мешает? Недостаток воображения?

Нет, тело, конечно, жалко. Часть меня и все такое. Я и подумать не могу, что он не вернется. Вот только до смерти интересно — каким. В фильме про «ту войну» кто-то сказал, что все Эстергази ненормальные. Точно! Просто это у нас такая норма.

Ну все, а теперь — в палатку с приотвернутой полостью, пригнувшись, как в нору с разбегу, в спальник, в спальник, в спальник, и с головой — надышать чтобы…

Ой!

Первая паническая мысль — я ошибся? Это не та палатка?

Однако спальник и не подумал возмущаться, визжать, звать на помощь или отбиваться коленкой. Спальник прильнул к нему такой чудесной теплой и гладкой кожей, обвил гибкими руками, и руки самого Брюса устроились сразу как-то очень правильно. Вроде бы девочка. Ну, это уже радует.

Кто?

Десятый вопрос! Только не Сульпиция!

…нет, ну может быть потом, когда похудеет… и подрастет! Нет, это вроде тоньше. И тело такое… упругое, округлое, крепкое. Точно девочка? На всякий случай лихорадочно перепроверил и проверял потом еще и еще — к обоюдному удовольствию. Чертов солдатский медальон на длинной цепочке все время мешался, лез в рот между торопливыми, неумелыми — с силой! — поцелуями. Маленькие крепкие ладошки скользили по его телу — поощряли. Брюс экстатически приподнялся на руках, как волк на луну… Разгон… отрыв!

Да какая же ты… подходящая!

Разы считать не стали, а скоро и спальник уже только мешал. Жарко. В откинутый полог сочились свежесть и утренний серый свет. С приключения сползала завеса тайны. Немыслимая ночная страсть уступала место столь же обжигающему любопытству. Брюс медленно повернулся на бок, так, словно это движение было совершенно естественным, возможно, даже оправданным желанием укрыть разгоряченную даму полостью спальника.

Ну, красавица?

Справа от него, улыбаясь сыто и блаженно, поверх разбросанной впопыхах одежды дремала Братислава Морган.

* * *

До сих пор Брюс никогда не думал, что у нее есть, например, ресницы. Ну или там грудь. Братислава лежала на боку, а авалонская сила тяжести работала себе, как должно, и это было таким мягким, нежным, тяжелым, матово светящимся в полутьме…

Одевались молча и торопливо, избегая друг на дружку смотреть. День не принадлежал им, и сами они себе не принадлежали. Ответственные посты, так сказать. Куча вопросов теснилась в голове у Брюса: в основном, все они крутились вокруг «почему я?» и еще «придешь ли ты нынче ночью?». Ну, наверное, было бы жалко, если на этом — все. С другой стороны, а если ей не понравилось? Может, ей аккумулятор в спальнике испортить: замерзнет — сама прибежит?

Мнэээ… Брюс потряс головой, в ней загремели недостойные мысли. Не придет — высплюсь, тоже хорошо.

Морган тем временем исчезла как тень, оставив по себе ощущение невыносимой терпкой сладости бытия и бурю воспоминаний в юношеском организме. Никто ничего не узнает, иначе засмеют.

За ночь насыпало сухой снежной крупы, в двух точках лагеря уже развели крохотные костерки, и женщины в бесформенных камуфляжных робах, надетых не для маскировки, а для тепла, стояли к ним в очередь — греть воду. Дети оставались в гнездах из одеял, а мужчины бродили одинокие и неприкаянные. От них ничего не зависело.

Долго не протянем. Это было настолько пугающе очевидно, что Брюс, сунув за щеку какой-то минимальный завтрак, вкуса которого он не разобрал, поспешил найти себе дело.

Таковое дело нашлось для него у медиков и состояло в хождении за водой к ближайшему ручью. Принести два бурдюка — и снова. И еще. В воду бросали обеззараживающие таблетки, создавая таким образом запас питья.

И еще — они не знали самых элементарных вещей. Например, если ноги вспотели, то после они непременно замерзнут, и если ты вынужден целый день носить непромокаемые ботинки, то нужны специальные носки, обычно одноразовые, да и саму непромокаемую обувь надобно сушить — изнутри. Норм назначил спецов — читать лекцию о принципах выживания в условиях дикой природы, в основном, чтобы занять людей и создать иллюзию, будто они спасутся, если сделают все правильно. На лекцию колонисты собрались притихшие, словно напуганные дети, бойцы ССО смотрели на них покровительственно и свысока. И эти люди думали, будто сделают с планетой все, что им угодно?

Люди вообще довольно смешны, особенно когда строят планы.

Возле ручья обнаружилась Морган, стоящая на коленях над самой водой. Манипуляции, которые она производила, низко нагнувшись и вглядываясь в свое отражение, заинтересовали Брюса, и он подошел ближе как можно более неслышно.

— Какова водичка?

— Замечательная — на точке замерзания. Прикинь, я мылась тут с утра.

— Мылась? Ты с ума?…

— А что, стоило по дороге забежать к медикам за резинкой?

Брюс сию минуту почувствовал себя идиотом, и не простым, а во всем виноватым.

— Эй, это что такое с твоими волосами?

— А? Черт… принесло тебя!

— Ты… крашеная!

Морган фыркнула, перекатилась с колен на задницу и обняла колени.

— Не знаю, что и делать, — призналась она. — Двадцать дней не подновляла пигмент, пролиняю как… как…

К изумлению Брюса, из глаз у нее брызнули слезы.

— Представь, как я буду выглядеть — крутая белобрысая Морган! Кожа тоже светлеет: веснушки остались, а загар выцвел. Куда это годится?

— Эээ… точно! Сколько я тебя помню, ты всегда была черненькая. Ты что, всю жизнь?

— Ага. Понимаешь, выглядеть крутой — это все равно, что быть крутой. Это так же важно. Причем если ты не выглядишь крутой, никакого толку в крутизне нет и каждому идиоту снова все доказывай.

— А это так уж важно? В смысле — крутизна, и доказывать ее?

— Это моя суть. У тебя есть суть?

— Не знаю.

— Есть, — вздохнула Морган. — Когда-то, мне было тогда лет десять, я решила, что быть белобрысой беспонтово, и с тех пор закрашиваю корни. Сначала это был вопрос характера, а после… в общем, прикинь, как будут ржать.

— Есть сто тысяч вещей, которые тут не сделать… кстати о «не сделать». Ты вечером как? Ну, в смысле…

Морган неопределенно пожала плечами.

— Я бы не хотела, чтобы ты себе что-нибудь вообразил. У меня планы на жизнь. Я в профессиональную армию пойду после Авалона. А ты не пойдешь. Тебе не надо. У тебя все другое…

Она прыснула в рукав.

— Клин Мамонтов над рощицей — ты не представляешь, как это выглядело с земли, ох-хо!