Книга Свет иных дней - Стивен Бакстер

Тучи сгущались. Надвигалась беда».

Давид бродил по маленьким квадратным комнаткам, словно призрак, смотрел, как входят и выходят люди – мужчины, женщины, слуги, дети.

Дом оказался более впечатляющим, чем он ожидал. Он был выстроен по образцу римской виллы, с открытым атриумом посередине и различными помещениями, расположенными по разные стороны от атриума – на манер монастыря. Расположение дома было типично средиземноморским – в комнатах много света, окна нараспашку.

Проповедничество Иисуса только-только началось, но за стенами дома уже раскинулось постоянное поселение: больные, хромые, будущие паломники. Короче говоря, миниатюрный палаточный городок. А точнее – шатровый.

Позднее на этом месте будет воздвигнута домовая церковь, а еще позднее, в пятом столетии, – византийская церковь, которая доживет до времени, когда будет жить Давид, – вместе с преданием о тех, кто когда-то жил здесь.

Вдруг рядом с домом послышался шум. Топот ног бегущих людей, крики. Давид поспешно вышел наружу.

Большинство обитателей шатрового городка – некоторые из них с необычайной резвостью – спешили к сверкающей за домами глади моря. Давид последовал за бегущей толпой, стараясь не обращать внимания на вонь немытых тел. К сожалению, соответствующие программы передавали ее с ужасающей подлинностью. А сама червокамера пока запахи передавала не слишком убедительно.

Толпа рассыпалась по берегу небольшого залива. Давид пробирался к кромке воды, невзирая на то что изображение то и дело меркло, когда мимо него и даже сквозь него проскакивали галилеяне.

По тихой воде плыла единственная лодка, метров шесть длиной, деревянная, грубо сработанная. Четыре человека спокойно гребли к берегу. Рядом со здоровяком рулевым лежала рыбацкая сеть.

Еще один человек стоял на носу лицом к собравшимся на берегу людям.

Давид услышал взволнованный ропот. Он уже проповедовал с лодки в других местах вдоль побережья. У него был громкий голос, хорошо разносившийся над водой, у этого Иешо, у этого Иисуса.

Давид пытался разглядеть Его получше. Но вода так сверкала, что слепило глаза.

«… А теперь мы должны с неохотой приступить к изложению истинной истории Страстей.

Иерусалим – запутанный, хаотичный, выстроенный из ослепительно белого местного камня – к этой Пасхе наполнился паломниками, желавшими съесть пасхального агнца в стенах Священного города, как того требовала иудейская традиция.

Кроме паломников в городе находилось много римских воинов.

Обстановка во время этой Пасхи царила напряженная. В городе действовало несколько групп, недовольных римской оккупацией Иудеи, – в частности, зелоты, яростные противники Рима, и искариоты – ассасины, предпочитавшие затесаться в большие праздничные толпы.

Вот в это историческое смешение и вошел Иисус со своими последователями.

Иисус и Его ученики съели пасхальный ужин. (Однако во время ужина не упоминалось о причастии: Иисус не велел принимать хлеб и вино в воспоминание о Нем как части Его тела. Этот обряд, по всей вероятности, является измышлением евангелистов. В ту ночь Иисус думал о многом, но только не о создании новой религии.)

Теперь нам известно, что у Иисуса имелись связи со многими сектами и группировками, действовавшими в рамках тогдашнего общества. Но намерения Иисуса не были связаны с неповиновением властям.

Иисус отправился в место под названием Гефсимания, где до сих пор растут оливковые деревья, и некоторые из них (теперь мы можем это подтвердить) – со времен Иисуса. Иисус пытался очистить иудаизм от сектантства. Он полагал, что Ему удастся встретиться с правителями и вождями некоторых мятежных группировок и попытаться примирить их между собой. Как всегда, Иисус пытался стать золотой серединой, мостом между этими конфликтующими группировками.

Но человечество времен Иисуса было не разумнее, чем в любые другие времена. В Гефсиманском саду Его встретили вооруженные римские воины, посланные первосвященниками. Дальнейшие события разворачивались с убийственно знакомой логикой.

Судилище не представляло собой большого события с богословской точки зрения. Все, что имело значение для первосвященника – усталого, опасливого, измученного старика, – это то, как сохранить порядок в обществе. Он считал, что обязан оградить свой народ от тяжких преследований со стороны римлян, выбрав меньшее зло – отдав этого упрямого анархиста и целителя в руки Пилата.

Покончив с этим, первосвященник лег спать, но спалось ему плоховато.

Пилату, римскому прокуратору, пришлось выйти, чтобы встретить иудейских священников, боявшихся войти в преторию из страха оскверниться. Пилат был умным и жестоким человеком, представителем властей, для которых оккупация чужих земель представляла собой многовековую традицию. И все же он тоже растерялся – видимо, испугался народных волнений из-за казни пользовавшегося популярностью в массах лидера.

В настоящее время у нас имеются свидетельства страхов, опасений и страшных расчетов, двигавших людьми, столкнувшимися друг с другом в ту мрачную ночь, – и каждый из них, несомненно, верил, что поступает правильно.

Приняв решение, Пилат дальше действовал грубо и четко. Ужасающие подробности того, что последовало за этим решением, мы знаем слишком хорошо. Это никак нельзя назвать впечатляющим зрелищем – но, в конце концов, Страсти Христовы продлились не двое суток, а две тысячи лет.

Но все же многое нам до сих пор неизвестно. Сам момент Его смерти не удалось до конца пронаблюдать с помощью червокамеры, ее возможности в этом смысле ограничены. Некоторые ученые полагают, что эти ключевые мгновения настолько насыщены устьями червокамер, что сама ткань пространства-времени повреждается за счет внедрения "червоточин". А эти объективы червокамер, по всей вероятности, нацелены наблюдателями из нашего с вами будущего – а возможно, из нескольких вариантов возможного будущего.

Поэтому мы до сих пор не услышали Его последних слов, обращенных к матери, мы все еще не знаем, действительно ли Он – избитый, умирающий, изможденный – возопил к Богу. Даже теперь, несмотря на всю нашу технику, мы видим Его через тусклое стекло».

В центре города располагалась рыночная площадь, где уже было много народа. Сдерживая дрожь волнения, Давид заставил себя пробираться сквозь толпу.

Посередине этого сборища воин держал за руку женщину. Вид у нее был несчастный, платье порвано, волосы спутанные и грязные, вспухшее, некогда красивое лицо изборождено потеками слез. Рядом с женщиной стояли двое чисто одетых мужчин. Судя по платью, это были либо священники, либо фарисеи. Они указывали на женщину, возбужденно размахивали руками и спорили с кем-то, кого не было видно за толпой народа, – похоже, этот человек сидел на земле.

Давид пытался вспомнить, отражено ли это происшествие хоть как-то в Евангелиях. Вероятно, это была та самая женщина, которую обвиняли в блуде, а фарисеи приставали к Иисусу с какими-нибудь своими заковыристыми вопросами, пытаясь уличить Его в богохульстве.