Книга Инквизитор и нимфа - Юлия Зонис

Марк смотрел на потолок, медленно искривляющийся — это по роговице поползла очередная капля.

— Уберите ваши чертовы аппараты. Они мне не нужны.

— Ты сдохнешь, как только тебя отключат.

— Во сколько меня нашли?

— Примерно в семь утра.

— И сколько, по оценкам медиков, я там провалялся?

— Не меньше двух часов. Земля основательно пропиталась кровью.

— Мое состояние прогрессирует? Или в таком виде меня и обнаружили?

— Именно в таком.

— И при этом я не могу просуществовать без аппаратов жизнеобеспечения дольше пяти минут?

Висконти не ответил. Звезд с неба генерал не хватал, но был открыт для простой логики.

— Салливан, скажи, что с тобой произошло, и я подумаю над отключением аппаратов.

— Считайте это прямо с моей памяти. Я не собираюсь закрываться.

За пластиковой стенкой явственно сгустилось недовольство.

— Я попытался сделать это в первую же минуту, когда ты очухался.

— И?

— Если у тебя вместо мозгов какое-то месиво, как я могу считать сигнал? С тем же успехом можно сканировать тухлую устрицу.

— Спасибо.

— А ты сам?

— Что?

— Попробуй мне что-то передать.

— Пробую. — Марк честно попробовал.

— Ничего не выходит, — пожаловался Висконти через минуту. — Что ты помнишь?

— Помню харчевню в Сохо.

— Так мы ничего не добьемся, — зло сказал генерал. — Слушай, Салливан, я долго терпел твои выкрутасы, но сейчас…

— Я интересовал вас в роли подопытной крысы, — перебил его Марк. — Понимаю. Сейчас крыса отработала свое, и ее неплохо бы отправить в мусоросжигатель, чтобы не завонялась.

За перегородкой воцарилось молчание. Похоже, там боролись с сильным приступом гнева. Однако когда Висконти заговорил, голос его звучал спокойно, хотя и угрюмо:

— Ты злишься, Марко. Это понятно. Я бы тоже стены грыз, если бы утратил способности. Лучше уж ослепнуть и оглохнуть.

Но Марк, как ни странно, злобы не чувствовал. Он чувствовал потрясающую и холодную ясность, почти забытую за последние три года. Словно с зеркала, в которое он тщетно вглядывался, наконец-то смахнули паутину. Белые, выкрашенные люминофором стены наплывали из-за пластиковой пленки. Теней не было видно в этом сплошном, коконом обволакивающем свечении, а Марку как раз очень хотелось бы посмотреть на свою тень.

Похоже, мысль о тени что-то изменила в показаниях приборов, потому что нависший над Марком мед-бот засуетился, вытянул манипулятор и направил узкий пучок света прямо в глаз пациенту. Тот инстинктивно поднял руку, заслоняя лицо. Одна из капельниц от резкого движения выскочила и упала на простыню, истекая прозрачной жидкостью. Медбот быстро спохватился и вогнал иголку обратно. Боли Марк не ощутил и не удивился ее отсутствию. Если нервные окончания расползлись кашей, какая уж тут боль?

— Свет.

— Что?

— Попросите убавить свет. Глаза режет. Висконти открыл дверь и что-то проговорил. Сияние люминофора померкло, но все равно раздражало.

Вернувшись, генерал еще потоптался у перегородки и наконец буркнул:

— Ладно. Зря я тебя дергаю. Отдыхай, я зайду позже.

— Подождите. — Марк движением руки отогнал медбот и сел, опираясь на локти. На простыне остались красные отпечатки. Хотелось попросить зеркало. Вместо этого он попросил: — Расскажите мне об ионнанитах.

— Зачем?

— Затем, что мне в последнее время попадается слишком много геодцев, и все они, похоже, хотят моей смерти.

— Ты что-то…

— Нет, Антонио. Сначала расскажите мне, кто такой этот их бог Разрушитель. Не то, что твердят уличные проповедники. То, что ионнанитские братья выдали на допросах два века назад. Вы ведь любопытны и неглупы. И вы знали, что геодцы считают Ван Драавена Предтечей. Вы не могли не поинтересоваться их доктриной перед тем, как отправили меня ловить этого мерзавца.

Громоздкая фигура за перегородкой шагнула назад. Послышался звук придвигаемого кресла. Усевшись, генерал неохотно заговорил:

— Ионнаниты соглашались свидетельствовать о провидицах, об орденской казне, о чем угодно — только не о Разрушителе. Иногда мне хотелось бы, чтобы у ордена была такая же святая тайна. Но мы, Воины Настоящего, всегда оставались прагматиками. Единственное, что удалось из них вытащить, — это цитата из какого-то древнего канона. И звучит она довольно бредово.

— Вы помните, как?

Придав голосу торжественности, генерал процитировал:

— «Та Хеспер, кровавая звезда, встает над горизонтом в годину бедствий. Свет ее очистителен и устрашающ. Перед светом Звезды Заката рушатся крепости, свет ее, растекаясь над полем брани, заставляет бойцов опустить оружие. Та Хеспер, Убийца Войн, несет мир, ибо мир людей зиждется на страхе, и нет большего страха, чем страх перед светом Закатной Звезды. На пороге, в последний час, подними очи к небу, о человек, — и ты увидишь». — Помолчав, Висконти добавил: — Этому тексту лет семьсот. Тогдашние толкователи решили, что речь идет о взрыве атомной бомбы. Но у тебя, похоже, есть другая версия?

Марку очень хотелось закрыть глаза, но век не было. Он поднял к лицу ладони, всмотрелся в подернувшую их красную пленку. Отвратительное зрелище. Марк все же прикрыл лицо, но и из-под ладоней пробивался свет — теперь, правда, красноватый. Подними очи к небу, о человек, — и ты увидишь, как некто мчится прочь во весь дух с твоими пожитками. Потому что нечего лупить зенки на небо, простофиля.

— Ага, есть у меня версия, — усмехнулся Марк. — Огородное пугало. Только шляпы с бубенцами не хватает, чтобы уж точно распугать всех ворон.

Кресло скрипнуло, отодвигаясь. Даже невозмутимому генералу на сегодня хватило.

Тот, кто удосужился бы понаблюдать за Марком Салливаном в течение этого дня (а желающих имелось немало), неизбежно пришел бы к выводу, что Марк Салливан полностью и окончательно спятил. После ухода Висконти больной некоторое время лежал неподвижно, пряча лицо под ладонями. Дежурившая за дверью парочка викторианцев из внутренней полиции ордена только-только успела соскучиться, когда Салливан решил скрасить их досуг песней. Пел он громко, немелодично и на гэлике, иногда от недостатка слов переходя на английский. Из булькающих и свистящих звуков люди Висконти смогли заключить, что подопечный тоскует по некоей Дженни, потерявшей в росистом поле поясок. Наконец у больного кончилось дыхание, и он угомонился. Впрочем, ненадолго.

В палату прибыли санитары и свернули пластиковый купол, сообщив пациенту, что ничем инфекционным он не заражен. А чем заражен — расскажет врач, который появится позже. Появления врача Салливан ждать не стал. Бодро вскочив с кровати, он прошлепал к стене (на полу при этом оставались кровавые отпечатки подошв) и на этой белой больничной стенке изобразил красную звезду. Рисовал Салливан, отметим, собственной кровью. Под звездой он сделал размашистую надпись «Ван Драавен». Не удовлетворившись результатом, заключил надпись в прямоугольник и продолжил свои художества. Прямоугольник очень скоро превратился в надгробную табличку. Табличка была прибита к кресту, почему-то кривому («Ионнанитский крест», — шепнул более образованный из двух охранников). Крест возвышался на холмике, освещаемом светом звезды. Марк как раз дорисовывал последний цветочек (по форме — незабудка, по цвету — мак), украшавший холм, когда в палату вторично ворвались санитары. Схватив больного, они покрыли его с ног до головы слоем заживляющего биогеля и уложили в кровать. Старшая медсестра, руководившая этим действом, вылетела в коридор и наорала на дежуривших там психиков. Психики настолько одурели, что даже не посулили тетке потери памяти и прогрессирующего маразма.