Книга Ползучий плющ - Наташа Купер

Глава двадцать четвертая

На следующее утро Триш снова разбудил почтальон. Он, казалось, был разочарован при виде ее длинной, измятой футболки с изображением женщины на вершине горы и надписью «Женщина наверху» и вручил ей еще один тяжелый пакет от исполненного надежд издателя.

— Спасибо, — сказала Триш, моргая заспанными глазами.

Спалось ей лучше, возможно благодаря заключенному с Беллой миру, а возможно, просто потому, что организм в конце концов востребовал необходимый ему сон. В результате Триш пошатывало и очень хотелось пить.

Две большие кружки чая, а потом долгий, горячий душ — и она начала толком просыпаться. Одевшись, она сразу же вскрыла пакет Криса и обнаружила там новые, еще более страшные свидетельства жестокостей, совершенных над детьми взрослыми, которым они доверяли. Не в силах заниматься этим именно сейчас, Триш сложила материалы рядом с кипами других бумаг на своем длинном, захламленном столе и принялась анализировать собственные, так долго подавляемые страхи.

Через некоторое время она набрала Эммин номер, в глубине души надеясь попасть на автоответчик, но в этот раз трубку сняла сама Эмма.

— О, все не так плохо, — сказала она в ответ на первый вопрос Триш. — Нам предложили за эту квартиру столько, что у меня еще останутся деньги на депозит за собственное жилье. И иногда мне даже нравится быть одной.

— Ну и хорошо!

— Но потом я срываюсь. Я могу тебе чем-то помочь, Триш?

— Эмма, ты помнишь день, когда ездила к Антонии проводить тест на полиграфе?

— Конечно.

— Когда ты потом приехала сюда, ты сказала одну странную вещь: что мне бы следовало волноваться из-за Антонии, а не из-за Ники. Что ты имела в виду?

— Не помню. А я так сказала?

— Да.

Последовало краткое молчание, прежде чем Эмма осторожно произнесла:

— Пожалуй, она мне не понравилась. И я подумала, что резкая тирада, с которой она налетела на Ники, была недоброй и довольно глупой, но потом я напомнила себе, что она ничего не знает про детекторы лжи и не могла понимать, насколько контрпродуктивно ведет себя. Кажется, это все. Она показалась мне очень неприятной женщиной.

— А! Значит, ты не имела в виду, что она могла что-то сделать с Шарлоттой?

— Боже мой, Триш, нет, конечно! Она мать Шарлотты. Да и вообще, она же была за границей.

— Да. У меня уже ум за разум заходит, Эмма. Не обращай внимания.

— Мне кажется, ты уже плохо владеешь собой, Триш. Ничего удивительного. Это, должно быть, ужасно.

— Да. Спасибо, Эмма. Послушай, мне надо ехать.

— Ладно. Обращайся, если еще что-то потребуется.

— Обязательно. Пока.

Триш положила трубку, понимая, что не может это так оставить. Придется все-таки поговорить с Антонией. Она купит цветы и сделает вид, что извиняется за поздний ночной звонок. С этого она начнет, а потом просто заставит Антонию говорить. Что-нибудь придумает.

Рядом с домом хороших цветочных магазинов не было, поэтому Триш остановилась на полпути в Кенсингтон у своего любимого магазина, где подобрала ярко-красные и ярко-синие цветы, из которых составили тугой, округлый букет, связав его рафией. Осторожно положив на переднее сиденье завернутые в жесткий прозрачный целлофан цветы, Триш пробралась по раздражающе забитым улицам к дому Антонии, припарковалась у счетчика и позвонила в дверь.

Звук пылесоса внутри был настолько громким, что ей пришлось позвонить второй раз, а потом постучать, прежде чем ее услышали. В конце концов рев агрегата резко оборвался, послышалось бормотание по-испански и звук тяжелых шагов. Дверь чуть-чуть приоткрылась.

— Да? — отозвалась Мария, выглядывая в щелочку, ее темные глаза блестели. Узнав Триш, она захлопнула дверь, чтобы снять цепочку, а потом широко распахнула ее.

— Мисс Антония нет. Вы ждать?

— Да. Спасибо, Мария. Поставь это в воду, пожалуйста.

— Ладно.

— Ники здесь?

— Нет. И мистер Антония. Никого дома.

— Ладно. Я подожду в гостиной, хорошо? — спросила Триш, проходя вперед, несмотря на неразборчивые протесты Марии.

Смысл их стал ясен Триш, как только она вошла в комнату. Повсюду лежали орудия труда Марии — тряпки, метелки из перьев для смахивания пыли, полироль, куски ткани и, наконец, пылесос.

— Наверх чисто, — сурово сказала Мария.

— Хорошо, — согласилась Триш, не веря своей удаче. — Я подожду там, можно?

Мария энергично закивала и так замахала руками и дорогими цветами, словно хотела физически вытолкать Триш из гостиной. Та послушно поднялась по идеально чистой лестнице и задумалась, откуда начать.

Стол в кабинете Антонии составлял яркий контраст с ее собственным, что вызвало у Триш прилив стыда. Компьютер аккуратно прикрыт, а немногие документы разложены по лоткам из красного дерева. В такой же подставке для канцелярских принадлежностей лежали скрепки, несколько карандашей и фломастеров. Помимо чистой промокательной бумаги, на столе находилась еще только большая фотография Шарлотты в возрасте примерно двух лет. Девочка широко улыбалась в камеру влажными губами, и темные глаза светились удивительно озорным блеском.

Как мог кто-нибудь покуситься на такого ребенка? Триш прошла в комнату Шарлотты и остановилась, оглядывая все уголки, которые обыскивала на предмет страшных червяков. Не было только кукольной коляски, которую Триш обыскала с особой тщательностью. Желто-белая коробка с игрушками по-прежнему стояла слева от камина, а большущий медведь, которого подарил девочке ее крестный-банкир, величественно восседал в плетеном кресле у окна. Он был огромен, слишком велик, чтобы его мог удержать ребенок.

Облака рассеялись, позволив солнцу залить комнату ярким светом, от которого заблестел рыжеватый мех медведя, а от его стеклянных глаз заиграли блики. Они показались Триш разными.

Секунду спустя Триш стояла на коленях перед медведем, вглядываясь в его глаза и понимая, что левый очень напоминает объектив камеры.

Она с самого начала недоумевала, почему Антония, увидев синяки на руках Шарлотты и заподозрив, что виновата Ники, — заподозрив до такой степени, что приезжала днем домой, чтобы застать няню врасплох, — не установила видеокамер. Теперь не приходилось сомневаться, что она это сделала. Триш пошла в ванную комнату при детской и нашла еще одну камеру, прикрепленную к стенке водонагревателя. Третья пряталась в причудливой резной раме уродливого зеркала, висевшего на стене в спальне Ники, и в его объектив идеально попадала узкая кровать.

Что увидела на этих пленках Антония? — спросила себя Триш, отодвигая зеркало от стены, чтобы посмотреть, как прикрепляется камера.

— Здравствуй, Триш. И чем это, скажи на милость, ты занимаешься?