Книга Вождь викингов - Александр Мазин

Надеюсь, что он — справится. Для воина Одина боевое безумие — как доза для наркомана. Это ж такой кайф…

Стенульфу я ничего говорить не стал. Дедушка был в ярости, но ярости ледяной, как Великий Северный Путь в феврале.

Что удивительно, так это беспечность злодеев. Наглецы даже дозорных не выставили. Подобных олухов даже не тепленькими берут, а хорошо прожаренными. Интересно, а кто у них за главного? Выговор ему за незнание устава караульной службы. С занесением в брюшную полость.

Разделились на три группы. Мой хирд, поддержанный «тяжелой пехотой» из опытных бойцов, первым вошел в ворота. Которые, кстати, никто из захватчиков не потрудился затворить. Я рявкнул команду, хирдманы развернулись цепью и двинулись. За нами — сёлундское ополчение. Стрелки — по уже сложившейся у меня традиции заняли выбранные загодя точки с максимально эффективной зоной обстрела.

Двор зачистили буквально за пару минут. Никто даже не вякнул, потому что вменяемых ворогов тут не было, а рабам усадебным вякать по-любому не положено.

Потом зачистили все строения, кроме «длинного» дома. Кое-кому поломали кайф, но это сущая мелочь в сравнении с тем, что ожидало насильничков в будущем.

Мы прочесывали, ополченцы — прибирались за нами. То есть добивали раненых и вязали оглушенных.

Сработали идеально: те, кто сидел в «длинном» доме, всё еще пребывали в уверенности, что они — в безопасности. Нельзя сказать, что обошлось без единого звука. Вопили, болезные, причем истошно. И что с того? Вопили тут и до нашего появления, а громче всего орали в «длинном» доме, где лучшая часть грабителей отмечала геройскую победу над рабами и женщинами.

И тут, как в небритом анекдоте о поручике Ржевском, появляюсь я. Весь в белом… то есть в металлическом и провожу краткую, но доходчивую лекцию о вреде пьянства и блуда.

Ну да, в дом я вошел первым. Без героизма. Просто откинул шкуру-занавес.

Знакомая картина. Совсем недавно созерцал нечто подобное в своем собственном доме. Пир горой и дым — коромыслом. Только персонажи другие. По большей части — незнакомые. Хотя — не все. На первом плане, то есть на почетном хозяйском месте — оч-чень знакомое личико. Эйнар свет Торкелевич. Сынок и наследник благородного ярла. Не так давно мы были в гостях на его драккаре и мирно беседовали под пивко. А мог бы, как говорится, и ножичком полоснуть. Но не полоснул, потому что на тот момент за капитана команды играл Хавгрим Палица, тоже берсерк и верный ученик Каменного Волка. Так это что получается? Ученик и почти сын грабит учителя и почти папу? И я, кстати, его почему-то не вижу. И это нехорошо. Так-то, конечно, глаза б мои не видали этого бесбашенного убийцу, но если он укрыт где-то в уголочке, гадит, к примеру, или иную естественную надобность удовлетворяет, а потом вдруг ка-ак выскочит! И полетят клочки моих верных товарищей…

Кстати, а что будет, когда берсерк с берсерком сойдутся? Опознают друг в друге братьев по диагнозу или рубиться начнут? А если начнут, то кто заборет: самый безумный или самый умелый?

Так, а кто это меня в сторону отодвигает? Братишка Медвежонок. И правильно делает. Я уже полминуты так стою: любуюсь натюрмортом. То есть пока еще не совсем натюрмортом, но вскорости ой как много живой натуры перестанет ею быть.

Теперь мы стоим вдвоем. А публика на нас — ноль внимания.

Эйнар Торкельсонович, сынок-ярленыш, пьет и поет. Да так… оглушительно! А рядом с ним — моя добрая знакомая Гундё-«все-при-ней», совсем-совсем недавно имевшая статус кровной мамочки сыновей Лодина-ярла и преданной пылкой наложницы Каменного Волка.

Нет, ну что за баба! Никогда и нигде не пропадет. Сидит и трется тем, что при ней, о пьяненького ярлёныша.

А с другой стороны, под боком у какого-то мрачного верзилы, — законная вдова Лодина-ярла. И личико у нее такое, будто только что сожрала чужую блевотину.

И смотрит на меня, напрягает извилины, пытаясь сообразить, кто это такой красивый пожаловал.

Я решил помочь тетеньке, сдвинул шлем на затылок.

О как! Даже и не думал, что мое лицо — такое симпатичное. Вдова прям-таки расцвела и заколосилась.

— Эйнар! — воскликнул я прямо с порога. — Какая приятная встреча! — И с ходу — насущный вопрос: — А где же наш друг Хавгрим Палица?

Что ж ты, тинейджер благородный? Неужто ты мне не рад? И уважения мне не оказываешь, хотя я поздоровался, причем очень вежливо. Хорошо хоть песню оборвал. Это правильно. Громко — это ведь еще не значит: хорошо. Как говаривал мой дедушка: не можешь петь — не пей. Мутный взгляд Эйнара фокусируется на мне. С трудом. Правая рука продолжает мацать Гундёшкину титьку. А вот это уже неправильно. Чужая это тетенька. И дяденька у нее такой, что за подобное поведение сам так помацает, что кожа с ручки чулком сойдет.

— Харгрим? Хавгрим, это… С отцом остался, — радует меня ярлёныш.

— А вот это обидно, — громогласно вру я, неторопливо перемещаясь к стойке с оружием. — То-то Стенульф Асгейрсон огорчится. Хавгрим ему — как сын.

Упоминание Каменного Волка юнца не смутило. Видно, до сознания не дошло.

Зато Гундё личиком переменилась и попыталась сбросить шаловливую Эйнарову ручонку. Ручонка сбрасываться не желала, зато я занял ключевое положение между оружейной стойкой и пирующими.

К сожалению, далеко не все плохие парни последовали обычаю и разоружились перед трапезой. Зато практически все прилично набрались и набили брюхо чужим хавчиком. Это зря. После сытного обеда проникающие ранения в брюшную полость особенно опасны. Да и к беспечности неоправданной сытость тоже располагает. Наш с ярлёнышем невинный диалог лишь немногих заставил насторожиться. Остальные отреагировали слабо. Даже сам юный лидер, заметивший, наконец, что его ласки больше не находят одобрения у дамы и выразивший недоумение словами:

— Ты чего, дура?

А в дом тем временем заходили наши. Заходили и распределялись по помещению, так что территория чужого праздника быстренько превращалась в территорию праздника нашего.

— Ты сиди, не суетись, — посоветовал одному из протрезвевших сконцев Стюрмир, придавливая дланью его макушку, а затем выдергивая из-за пояса и бросая на пол секиру сконца. — Хозяин вернулся, а он не любит, когда суетятся.

Вошел хозяин. То есть — Стенульф. В гнев впадать не стал. Медленно проследовал вдоль стола, сидевшие вдоль которого внезапно поскучнели и потеряли аппетит. Как-то уже не хочется кушать, когда тебя похлопывают по щечке пахнущим свежей кровью клинком. Спадает аппетит-то. Равно как и эрекция. Все захватчики-налетчики разом потеряли интерес к новым подружкам. И Эйнар Торкелевич тоже не стал исключением.

Стенульф неторопливо прошествовал вдоль стола, поднялся на возвышение, взял ярлёныша за шкирятник и выдернул из-за стола, как репку из грядки. Ну что тут скажешь? Здоров, старикан.

— Стенульфушка, герой мой богоравный… — тут же заворковала Гундё, но дедушка проигнорировал. Держал ярлёныша за горло, глядел с интересом, как тот сипит и пытается разжать клещи, напрочь забыв, что на поясе у него — меч.