Книга Кровь избранных - Кай Дзен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как он отреагировал на последнюю инъекцию? — спросил Хофштадтер, не здороваясь.
— Полная кататония в течение нескольких часов, капитан, — ответил невысокий мужчина.
— Отведите его внутрь и запахните на нем халат, ради бога. Место и без того невеселое, к чему такие гротескные зрелища? И потом, мне бы не хотелось, чтобы он схватил воспаление легких.
Санитары поправили одежду на больном и силой подняли его, держа под мышки. Как только капитан отвернулся и двинулся к главному корпусу больницы, высокий крепыш, пробурчал:
— Ясное дело, воспаление легких. Этот тип совсем не двигается.
Хофштадтер вошел в кабинет, небрежно бросив пальто на диванчик в стиле либерти,[132]стоявший возле письменного стола из красного дерева. «Весьма спорное сочетание», — подумал Дитрих в очередной раз. Директором клиники он стал совсем недавно, и у него не нашлось ни времени, ни желания заняться обстановкой комнаты. Хофштадтер послал за Бауманом. Когда врач появился на пороге, капитан резко спросил, отбросив светские условности:
— Ты увеличил дозу сегодня утром?
— После того, что случилось с остальными, я предпочел подождать.
— Но я не об этом тебя просил!
— Ты химик, Дитрих, и тебя интересуют только смеси и реакции, а я врач и оцениваю результаты своих действий по самочувствию моих…
Хофштадтер фыркнул:
— Твоих кого? Пациентов? Григор — кататоник, безразличный к любому внешнему раздражителю. В наши задачи не входит здоровье слабоумных.
— Чтобы он умер в судорогах, покрытый кровоподтеками, как остальные, мы тоже не добиваемся.
Дитрих закрыл лицо руками, опершись локтями на стол, и раздраженно произнес:
— Ты что, думаешь, меня это очень развлекает? Я ведь не какой-то идиот из СА. У нас просто нет времени осторожничать. Если ничего не получится с Григором, нам придется ставить эксперимент сразу на троих.
— Но это безумие!
— Нет, это называется по-другому: статистика. А вот твое поведение считается нарушением субординации и может дорого тебе стоить.
Девицу звали Вента, как реку в Прибалтике. Так она сказала. По происхождению латышка.
— Странное имя для девушки, — заметил Шань Фен. — Вода мужского рода. Вот земля — женщина.
— Это всего лишь имя, — ответила она.
Вента не любила тонкостей, вернее, к этому обязывала работа, которой та занималась. Женщине было плевать, черный или белый, плохой или хороший. Прошло три года, как слуга Хофштадтера познакомился с ней возле синагоги. Шань Фен сразу оценил одну особенность своей подружки: она не смотрела на него как на диковину. Конечно, разницу девица видела, но не придавала никакого значения. Вента стала лучшим приобретением китайца с той поры, как нога его коснулась германской земли.
Дитрих проводил эксперименты без Шань Фена. Китайцу отводилась роль экзотического ординарца. Хофштадтер предъявлял живую диковину в обществе, чем производил впечатление на благовоспитанных дураков. Но, если не учитывать внешность, иммигрант еще мог считаться счастливчиком: Венте жилось куда хуже, хотя та и не подавала виду.
Девушка уже давно ничего от него не требовала, но он, как обычно, оставлял ей деньги на ночном столике.
— Отчего ты не уедешь из этой страны, Вента? Здесь скверное место для жизни.
— Предлагаешь сдаться? Ты словно не знаешь: ведь они делают все, чтобы заставить эмигрировать таких, как я.
Шань Фен не особенно разбирался в еврейском вопросе, но кивнул.
А женщина продолжила, дурачась:
— Я бы могла сменить национальность. Мой дядя, большой мастер подделок, изготовит мне паспорт арийки. Слушай, а документы и вправду сделали бы меня знатной дамой чистой расы? — Она приподняла полные, тугие груди, безо всякого стыда сидя на постели.
Китаец рассмеялся:
— Нет, ты слишком красива, чтобы претендовать на непорочность.
Шелли Копленд уже забыла о койоте. Она ехала быстро, удобно развалившись на кожаном сиденье и слегка опустив боковое стекло. Девица выглядела бледнее обычного и поэтому казалась еще более привлекательной. Мысли беспорядочно метались, но женщина старалась держать себя в руках. Шелли обладала сильным мужским характером, поэтому сослуживцы за глаза называли ее «баба с яйцами». При знакомстве с девушкой сначала бросались в глаза определенность и точность, а потом уже ум и красота. «Странно, что эта особа считает себя дамой» — так говорили о ней болваны из ведомства, одетые в костюмы с дешевой распродажи в Алабаме и в жесткие воротнички, подпиравшие шеи.
Родилась Копленд в Нью-Йорке. Этот город и Калифорния считались единственными приличными местами в Штатах, оазисами в беспредельной пустыне «красных шей».[133]Техасцев девица ненавидела. Шелли усмехнулась собственной мысли: ее послали сюда, чтобы она держала их под контролем.
Ей вспомнились слова злосчастного водителя грузовика из Кливленда, сказанные по радио двадцать третьего ноября: «Около одиннадцати часов ночи я вез скотину. Вдруг на поле слева увидел яркое красное сияние. Немного погодя светящаяся штука, словно охотясь за мной, пролетела в нескольких шагах от машины. Мотор сразу заглох, фары погасли, а в воздухе слышалась какая-то вибрация. Я ужасно испугался…» Эту историю потом постарались замять всеми силами.
Служба наблюдения НЛО немало поработала с местными руководителями в Лэнгли.[134]В тот момент не допускалась ни малейшая утечка информации. Копленд и других сотрудников отправили проследить за развитием событий, но судьба неожиданно повернула жизнь Шелли в другом направлении.
Наступила глубокая ночь.
Ведя машину по пустому шоссе, девушка, как киноленту, стала прокручивать в мозгу недавние события. Шелли подумала о дыре в голове Рона Фолберга и тут же вспомнила, как стреляет в него из пистолета. Угрызения совести? Да на свете не существовало более презренного и ничтожного шовиниста, чем этот тип. Тем не менее с ним пришлось как следует побороться. Ведь миллион долларов на дороге не валяется, но суть заключалась в другом. Шелли произвела чистку. Уничтожила шакала. И никак не могла считать себя виноватой.
В Остин она доберется перед рассветом. Однако раннее утро не самое лучшее время, чтобы появиться в незнакомом маленьком городке. Движение там и так небольшое, и есть риск попасться на глаза. Конечно, от такого автомобиля, как у нее, за версту несет федеральной полицией. С одной стороны, это должно обеспечить ей безопасность, а с другой — может привлечь внимание какого-нибудь местного шерифа. Багажник слишком разогрелся. При беглом осмотре гудение, конечно же, услышат, а ее пропуск ЦРУ только усложнит дело. Глубоко вздохнув, женщина покрутила ручку радио, чтобы найти приличную станцию. Из динамика послышался лихой бибоп.[135]
