Книга Афинские убийства - Хосе Карлос Сомоса

Он гневно помешал варево в котелке и снова заговорил:

– У нашего братства фракийские корни, хотя теперь оно распространилось по всей Македонии… Ты знал, что в последние годы жизни к нему принадлежал сам Еврипид, знаменитый поэт?

Подняв брови, он посмотрел на Гераклеса, несомненно, ожидая, что это заявление как-то удивит его, но Разгадыватель бесстрастно глядел на него.

– Да, сам Еврипид!.. Он узнал о нашей религии и присоединился к нам. Он выпил кион, и его растерзали братья по вере… Ты знаешь, согласно легенде, его разорвали собаки… но это лишь символический способ описания жертвы в «Ликайоне»… И Гераклит, эфесский философ, утверждавший, что жестокость и раздоры для людей не только необходимы, но даже желательны, и о котором тоже говорят, что его сожрала собачья свора, – он тоже был одним из нас!

– Менехм говорил нам об обоих, – кивнул Гераклес.

– Откровенно говоря, они были великими братьями «Ликайона».

И Крантор прибавил, будто ему пришла в голову неожиданная идея или всплыла в разговоре побочная тема:

– Случай Еврипида любопытен… Всю жизнь его воззрения и искусство были далеки от природы человеческих инстинктов – взять хотя бы его пресные, рационалистичные произведения, а на старости лет во время добровольного изгнания при дворе македонского царя Архелая, разочарованный лицемерием своей афинской родины, он познакомился с «Ликайоном»… В то время наше братство еще не достигло Аттики, но в северных областях процветало. При дворе Архелая Еврипид увидел основные обряды «Ликайона» и преобразился. Тогда он написал не похожую ни на какие другие комедию, которой хотел отдать дань прадавнему театральному искусству, связанному с Дионисом: «Вакханки» – превозношение ярости, плясок и наслаждений оргии… Поэты все еще недоумевают, как мог старый мастер создать нечто такое на склоне лет… И не догадываются, что это самое откровенное его произведение![132]

– Это зелье сводит вас с ума, – устало произнес Гераклес. – Никто в здравом уме не захочет, чтобы его изувечили…

– А, ты в самом деле думаешь, что это только кион? – Крантор посмотрел на дымящуюся золотистую жидкость, колыхавшуюся в котелке, с края которого свисали крошечные капли. – Я думаю, что это нечто внутри нас, я говорю о всех людях. Да, кион позволяет нам это почувствовать, но… – Он мягко стукнул себя в грудь. – Оно здесь, Гераклес. И в тебе тоже. Это нельзя высказать словами. Об этом нельзя рассуждать. Это нечто, если хочешь знать, абсурдное, иррациональное, умопомрачительное… но реальное. Вот какой секрет откроем мы людям!

Он шагнул к Гераклесу, и огромную тень лица расколола широкая улыбка.

– Как бы там ни было, ты же знаешь, я не люблю спорить… Мы скоро убедимся, кион это или не кион… так ведь?

Гераклес натянул свисавшие с золотых гвоздей веревки. Он чувствовал, что все его тело затекло И ослабело, но не замечал действия наркотика. Он поднял глаза к каменному лику Крантора и произнес:

– Ты ошибаешься, Крантор. Это не тот секрет, который захочет узнать Человечество. Я не верю в пророчества или в оракулов, но если бы мне довелось что-нибудь предречь, я сказал бы, что Афины станут колыбелью нового человека… Человека, который будет бороться с помощью глаз и разума, а не с помощью рук, и будет учиться, переводя тексты своих предков…

Крантор слушал его с широко раскрытыми глазами, будто вот-вот собирался расхохотаться.

– Единственный вид жестокости, который я предрекаю, – жестокость вымышленная, – продолжал Гераклес. – Мужчины и женщины смогут читать и писать и образуют общества мудрых переводчиков, которые издадут и расшифруют труды наших современников. И, переведя написанное другими, они узнают, каким был мир до прихода царствия разума… Ни тебе, ни мне этого не увидать, Крантор, но человек идет к Разуму, а не к Инстинкту…[133]

– Нет, – с улыбкой возразил Крантор. – Это ты ошибаешься…

Его странный взгляд, казалось, упирался не в Гераклеса, а в кого-то втиснутого в скалистую стену пещеры за ним или, быть может, под его ногами, на какой-то незримой глубине, хотя из-за сгущавшихся сумерек Гераклес не мог в этом окончательно убедиться.

На самом деле Крантор смотрел на тебя.[134]

Он заявил:

– Эти предсказанные тобой переводчики ничего не раскроют, потому что их не будет, Гераклес. Философским учениям никогда не восторжествовать над инстинктами. – Повысив голос, он продолжал: – Нам кажется, что Геракл побеждает чудовищ, но меж строчек, в текстах, в прекрасных речах, в логических аргументах, в мыслях людей свою ужасную главу вздымает Гидра, рык раздается яростного льва, и кровожадные свирепые кобылы гремят копыта бронзой по камням. Наша природа не есть[135]