Книга Особый агент - Сергей Кулаков

Но что-то подсказывало ему, что пытать его, скорее всего, не будут. То, что не отпустят восвояси – это понятно. Слишком он опасен для них всех, чтобы они могли допустить и мысль о его освобождении, пусть бы даже произошедшем и после девятого мая. Приговор ему вынесен окончательный и обжалованию не подлежит. Вопрос лишь в том, каким будет исполнение?

Он некоторое время ходил по тесной камере, надеясь найти какую-нибудь щель и подсмотреть, что делается снаружи. Но стены были обшиты листовым железом, потолок обит толстой доской, и ни одной щелки Роман не нашел. Щель была лишь под дверью, и достаточно широкая, – благодаря ей Роман мог ориентироваться в своей камере. Но, лежа на боку, он сумел разглядеть в нее только какой-то земляной бугор – и все.

Тогда он начал прислушиваться к звукам. Очень скоро он начал различать возникающий время от времени, слабо различимый гул самолетов. Видимо, сегодня был летный день и содержащиеся на аэродроме истребители выполняли учебное задание. Судя по звуку – иногда гул взлетающих самолетов был едва слышен, а то и вовсе пропадал, сносимый ветром, – аэродром размещался не близко. Значит, его содержали за пределами части, наверное, в каком-то гараже на одном из удаленных объектов. Эх, вылезти бы из этой железной будки!

Но сие желание было из числа неисполнимых. Вылезти отсюда даже при свободных руках он не смог бы, настолько прочны были стены и потолок. А уж в наручниках за спиной – и подавно. В принципе он мог бы, свернувшись калачиком, протащить ноги через руки, так, чтобы наручники оказались впереди. Но большого смысла в этом не было – наручники все равно останутся на руках. Только киношные суперагенты умеют запросто выламывать суставы больших пальцев из суставных сумок и, сняв наручники, вставлять пальцы обратно. На самом деле для подобных трюков надо тренироваться с самого детства, едва ли не с пеленок, а на такое были способны только легендарные японские ниндзя. Все остальное – сказки для впечатлительных простаков. Так что пусть наручники остаются, как есть, зато люди Сома не заподозрят его в излишней активности.

Самым лучшим сейчас для Романа было сохранить хоть какой-то запас сил. Он устроился на полу возле стены, закрыл глаза и, расслабив мышцы, попытался впасть в состояние полудремы. Гул истребителей хорошо помогал отвлекаться от тяжких мыслей и служил чем-то вроде шаманских завываний.

Но едва он начал погружаться в сон, загремел дверной замок. Роман открыл глаза, внутренне напрягся, готовясь встретить врага с подобающим достоинством.

Но никто не вошел. В щель просунулась дюжая рука и поставила на пол миску воды с размокшей в ней большой горбушкой хлеба. Роман ничего не успел спросить, как дверь захлопнулась.

Называется, спасибо за заботу. Ну, и как теперь это есть? Хоть бы подсказали.

Роман подобрался на коленках к миске, примерился и так, и этак… Получалось, что есть и пить он мог только с колен, сгибаясь к полу в три погибели. Хотя гибкости Роману хватало, чтобы принимать пищу таким манером – не зря добрых полтора часа посвятил гимнастике, – но было уж очень пакостно на душе. Более унизительного положения и придумать нельзя. Могли бы уж покормить, если руки освободить боятся.

Но пища и вода были сейчас очень кстати. Последний раз он ел еще в начале ночи, да и едой его скудные перекусы трудно было назвать. Можно, конечно, продемонстрировать гордое презрение и не обратить внимания на подачку. Мол, я вам не свинья какая, чтобы с пола хлебать.

Однако ситуация требовала не только физической, но и психологической гибкости. Силы никогда не помешают – даже для того, чтобы достойно встретить смерть, надо крепко стоять на ногах. А питаться воздухом человек, увы, пока не научился.

Поэтому Роман, отбросив на время гордость, сел на коленях как можно ниже и подобно аисту начал клевать носом вниз, откусывая хлеб и втягивая губами воду. Совершенствуясь в навыках на ходу, он даже лег на пол рядом с миской и, опираясь на плечо, не без удобства допил до капли воду и доел до крошки всю горбушку.

Потом снова занял прежнее положение у стены, надеясь, что на этот раз ему удастся вздремнуть.

И снова ему помешали. Теперь он услышал рев двигателя, но уже не самолетного. Приближался какой-то мощный автомобиль, судя по звуку, армейский вездеход. Этот же автомобиль уехал после того, как Сом освободил его от пут. И вот он возвращается.

Рев двигателя уже слышался совсем близко – и вдруг смолк. Роман понял: приехали по его душу.

И точно, спустя минуту дверь камеры распахнулась.

– Выходи, – приказал ему кто-то, невидимый на фоне слепящего дверного проема.

Роман поднялся и, щурясь, медленно вышел наружу. Его сразу окружили плотной группой вооруженные парни, повели к стоящему поблизости вездеходу. Роман ступал неуверенно, заметно пошатываясь, словно все еще не совсем пришел в себя. Он не хотел, чтобы Сом и его люди догадались о его вполне восстановленной физической форме. Зачем? Пусть думают, что он все еще очень слаб. Ведь ночью его дважды огрели прикладом по голове, затем он долго был туго связан по рукам и ногам, да еще висел вниз головой… Кто же после всего этого будет хорошо себя чувствовать? Вот он и не чувствовал. Хотя, кроме незначительной боли в затылке – там, наверное, была изрядная шишка, – он никакого другого серьезного ущерба в себе не находил. А съеденный с водой хлебушек и вовсе бодрил приятной тяжестью в желудке.

Как Роман и предполагал, содержали его в небольшом строении – не то гараж, не то сарай – на территории, обнесенной по квадратному периметру колючей проволокой. Это был полевой склад горюче-смазочных веществ.

В отдалении виднелся лес. Где-то за этим лесом слышался гул взлетающих самолетов. Ага, значит, аэродром в той стороне. Роман машинально запомнил направление. Вряд ли это ему пригодится, но натуру, как говорится, не изменишь. Да и отвлекало такое наблюдение от муторных мыслей, не позволяло поддаваться панике и поддерживало психику в рабочем тонусе. Пока ты жив – ты еще не мертв, а потому надо думать и по возможности действовать.

Сом стоял возле кабины вездехода, высокий, плечистый, ладный в своем камуфляже, усмехался в скобку усов, глядя на подходившего, едва волочившего ноги, Романа. Наверное, не понимал, как этот тощий доходяга мог справиться с его дружком-суперменом, да и впоследствии доставил им немало хлопот.

Вот за это Роман и недолюбливал крутых парней из армейского спецназа. Подготовлены они были прекрасно, знали, помимо чисто воинских дисциплин, и психологию, и философию, и физику, и математику, и массу всяких других премудростей – в этом смысле их натаскивали идеально. Единственное, что из них не могли вытравить, как ни старались, это бьющего в глаза пренебрежения ко всем, кто был не спецназ. «Лучше нас – только мы», вот их главный лозунг, и как ни вбивали им в головы, что противника нельзя недооценивать, кем бы он ни был, – все равно в глубине души каждый из них считал, что спецназовец – верх воинского совершенства.

Вот на этой туповатой самоуверенности Роман и решил сыграть, медленно приближаясь к Сому.