Книга Радио Судьбы - Дмитрий Сафонов

Он пошевелил пальцами – точнее, подумал, что шевелит пальцами – и уловил в плывущей двоящейся темноте плавное движение, словно пучки водорослей качались на темном дне медленной реки.

– Ха! – Это зрелище завораживало.

Он опять собрался, сконцентрировался и продолжил движение. И это действительно походило на ЗАДАЧУ, чертовски сложную задачу, учитывая то обстоятельство, что его телом управлял кто-то другой. И этот другой, видимо, ни разу не делал того, что Попов проделывал неоднократно – никогда не спускался в подземный бункер.

Сержант – точнее, его тело, повинующееся приказам извне, – медленно шагнул вперед. Спичка быстро догорала, крохотный огонек уже метался на самом кончике, но он еще не погас. И, по расчетам голоса, должен был погаснуть не раньше, чем Попов сделает то, что от него требовалось.

* * *

То же время. То же место.

Едва мужской силуэт в голубой форменной рубашке исчез в дверном проеме, как из-за кустов, росших у развилки дороги, показалась смешная, похожая на шахматную ладью, голова. Белое круглое лицо с жестким ежиком непослушных волос на макушке и оттопыренные уши выглядели комично. Очень часто люди на улице, увидев это потешное лунообразное лицо, начинали улыбаться, и тогда мальчик улыбался им в ответ.

Сейчас никого вокруг не было, ни одной живой души (если не считать папы и того человека с автоматом, который вошел в дверь белой будки), но Ваня все равно улыбался.

Он вышел из своего укрытия и долго смотрел на вход в бункер, затем обернулся и махнул рукой. При этом он поднес палец к губам и громко зашипел, как рассерженный гусь:

– Шшш!

Из-за куста показался мужчина. Достаточно было бросить беглый взгляд, чтобы понять – с ним что-то не так. Мужчина едва держался на ногах, его качало из стороны в сторону, и лицо у него было белее накрахмаленной скатерти.

– Е... шуи... – громким шепотом сказал мальчик. Это означало «не шуми».

Мужчина поморщился, крепко сжал виски и подошел к мальчику.

Ваня вытянул руку и ткнул коротким толстым пальцем в белую будку.

– Там!

– Что там? – Николай говорил с трудом, сквозь сжатые зубы. Каждое слово гулким тошнотворным эхом отдавалось у него в голове. – Зачем мы сюда пришли?

Ваня округлил и без того круглые глаза и снова зашипел на отца:

– Шшш! Е... шуи!..

– Что мы здесь делаем? Скажи мне, сынок, какого черта мы приперлись сюда по жаре, за шесть километров от дома? А? Ты же знаешь, как у меня болит голова...

Николай опустился на корточки и прикрыл глаза. Чахлые кустики не давали никакой, даже самой слабой, тени, поэтому он просто сидел, обреченно свесив голову на грудь, и бормотал:

– Хотя... Откуда тебе знать? Ты же -дебил. Проклятый дебил. У тебя просто не может болеть голова.

Мальчик стоял и внимательно слушал отца. Он знал почти все слова, кроме одного, которое слышал впервые. «Дебил». Так его еще никто не называл, а тем более – отец.

Наверное, это какая-то новая игра. «Дебил» – это, наверное, что-то вроде «рыцаря».

Но интонация, с которой папа говорил это слово, ставила его в тупик. Потому что... Потому что он злился на него. Злился, словно Ваня сделал что-то нехорошее. Но ведь он не делал ничего нехорошего. Наоборот – он все делал, как надо. Так, как он должен был сделать.

Последний раз он слышал эту интонацию от отца очень давно. Он не знал, что такое месяц или год, поэтому просто считал, что это случилось очень давно.

Папа собирался на какую-то важную встречу. Ваня не знал наверняка, куда именно, но прекрасно понимал, что эта встреча очень важна для него.

Вечером они с мамой долго разговаривали о каком-то повышении. Это казалось странным, ведь папа и так был высоким. Как его еще могли повысить? Это одновременно радовало и пугало Ваню. Он боялся, что папа вернется с этой встречи очень большой, и ему придется нагибаться, чтобы пройти в дверь.

Но мама, напротив, совершенно этого не опасалась. Она улыбалась и наливала папе чай: чашку за чашкой, как он любил, с жасмином. И Сержик – а уж Сержику то Ваня доверял безоговорочно! – тоже улыбался и с чем-то поздравлял отца.

Ваня тайком толкнул брата локтем в бок, поднял руку над головой и постарался произнести это заковыристое слово: «повышение». У него это не сразу получилось, поэтому пришлось повторить. Сержик кивнул, потянулся за новым куском торта со взбитыми сливками (единственная пища, которую он не хотел бы получать в виде солнечной энергии) и положил себе на тарелку.

– Понимаешь, доблестный кавалер... Повышение – это такая штука... – Он замолчал, и Ваня терпеливо ждал. Если уж сам Сержик толком не знает, что такое повышение, значит, дело и впрямь непростое.

– Это... – Сержик пощелкал пальцами и наморщил нос. Он всегда, когда задумывался, подтягивал верхнюю губу, обнажая крупные зубы, и морщил нос, и от этого становился похож на Хрюшу и Степашку одновременно. Ване это нравилось. Он смеялся. В его личном рейтинге смешных физиономий выражение задумчивости на лице Сержика стояло на втором месте. На первом была мама, читающая книгу. – Одним словом, это значит, что мы купим новую машину и ты будешь каждый день есть мороженое.

Слова про новую машину Ваню совсем не задели. На его взгляд, и старая была не такая уж старая, но мороженое...

Он целый вечер ходил и радостно гудел: «По...ы-ы-ы-ы-ее...» Каждый день мороженое? Нет, эта штука стоила того, и нельзя было относиться к ней несерьезно.

На следующий день мама встала рано утром и принялась гладить папину рубашку, выстиранную накануне. Красивый темно-синий костюм висел на плечиках. Мама его погладила вчера, потому что костюм должен повисеть. Костюм мало просто погладить, ему еще необходимо повисеть, и это Ваня знал.

Мама управилась быстро и пошла на кухню готовить зав трак. Папа тоже встал и плескался в душе. Затем он намажет лицо чем-то, похожим на взбитые сливки (но только это никакие не взбитые сливки, а сплошной обман, и это Ваня тоже знал) и будет снимать пену с лица короткой изогнутой палочкой – бриться. Ладно, его можно понять: наверное, он хочет быть похожим на маму – таким же гладким и душистым. Если папе долго не мазать лицо фальшивыми сливками и не водить палочкой, он становится колючим. Но все это ерунда. Сейчас Ваню тревожило вовсе не это.

Он видел страшную ошибку, которую допустила мама. Видимо, она отнеслась к идее повышения не слишком-то серьезно. А все дело в том, что она не любила мороженое. Она его совсем не ела.

Минуты тянулись, ничего не подозревающий папа мылся в душе, мама возилась на кухне, и, похоже, никому не было дела до того, что повышения может не случиться. А это означало -только одно – мороженого не жди.

Ну конечно, откуда взяться мороженому, если повышения не будет? Да, мама молодец. Она отгладила костюм и даже повесила его. Она выгладила рубашку. Хорошо выгладила. (Ваня подошел и понюхал бледно-голубую рубашку. Пахло очень вкусно – свежими цветами.)