Книга Роксолана. Королева Востока - Осип Назарук

Издалека было слышно, как сильнее шумела и гудела христианская крепость, Очевидно, защита города набирала силы.

Сулейман не выдал боль в вывихнутой руке.

Великий завоеватель Османов, обратившись лицом к Мекке, покорно начал молиться Богу и дал знак одному из адъютантов.

Тот начал трубить в рог.

Через минуту все трубы играли позывные ставки. Вдоль заволновавшихся, как морские волны, рядов мусульман пронесся звук труб и барабанов вместе с первыми раскатами грома.

— Неужели опять на штурм? — спросила, все еще стоя на коленях, султанша Эль Хюррем.

— Отступление, о Хюррем! — спокойно ответил господин трех частей света. Подойдя к жене, он поднял ее собственной рукой с сырой земли.

Оба шли молча и думали о своей жизни. Он думал в смирении своего духа, о воле Аллаха, который, может быть, тут, на этом месте, положил предел наказанию христиан.

А она? Раненая душа думает о своей боли.

Осажденный христианский город словно отдыхал. В нем еще яснее засияли церкви Господни и радостно, словно на Пасху, звонили все колокола. Во всем городе звучала только одна песня:

«Хвала тебе, Господи!..»

* * *

Глухая осень шла по немецкой земле, когда отходил из-под стен Вены Сулейман Великий. Его никто не преследовал. Ни один отряд немцев не покинул пределов города. Только ветер шумел в лесах над Дунаем и каждый лист сбрасывал в него как в могилу. Короткий, словно состарившийся день с серым светом шел над войском падишаха, что с верой возвращалось обратно.

Лишь тут и там гром гремел на небе и иногда фосфоресцирующая молния круто, как змей, извивалась на горизонте.

Листья же все опадали.

Всемогущий Бог словно указывал людям на то, что они смертны. Он тихо говорит осенним днем: так минут и ваши дни. И никогда вы не вернетесь на этот свет, как не вернуть на дерево те самые листья, что сгниют в земле, как не вернуть прошедшие дни.

Эти слова Господа всем сердцем чувствовал великий султан Османов. Поэтому он спокойно возвращался из похода. Его спокойствие передалось верившим в него, как это всегда бывает.

Вдоль берегов Дуная ехал Сулейман к венгерской столице. Уже показались ее башни, когда на пути султанша Эль Хюррем увидела бедный цыганский табор. Бледная луна светила на небе, а в таборе горел красный огонь.

Старое воспоминание вздрогнуло в душе султанши. Она приказала остановить свою карету, выглянула из окна и кинула горсть золотых цыганкам.

Как голодные птицы на зерно, слетелись цыганки и начали вскоре тесниться у окна кареты, чтобы предсказать будущее неизвестной госпоже.

Султанша Эль Хюррем протянула левую руку, и одна из цыганок начала говорить:

«На пути твоем стонет кедровник… С одного бока цветы и терн… С другого — крест и гроб… Как молодой месяц будет расти твоя сила, госпожа… В своей жизни дважды будешь встречать каждого, кого узрели твои ясные очи… А как время придет, на калиновом мосту увидишь перстень медный у пьяного человека, с фальшивым камнем…».

Тут цыганка поглядела в лицо незнакомой госпоже и сильно испугалась, крикнула что-то и остановилась. Как напуганные птицы, разбежались цыгане и цыганки. Та, что гадала, правой рукой закрыла глаза, а левой бросила обратно в карету золотые через окно.

Султанша Эль Хюррем страшно обеспокоилась столь неожиданным оскорблением, а еще больше — прерванным гаданием. Побледнев, она посмотрела на мужа, который спокойно сидел на коне. На молящий о помощи взгляд любимой жены он ответил жестом, и его гвардия мгновенно обступила цыганский табор.

— Что это значит? — спросил султан у одного из цыган, что приближался к нему, отвешивая низкие поклоны. Он ответил с опаской, кланяясь почти до земли:

— О высокий паша, султан Сулейман! Тут произошло чрезвычайное происшествие и гадание должно было прекратиться. Та, что предсказывала судьбу прекрасной госпоже, уже встречала ее в жизни, гадала ей, и первое предсказание уже сбылось! В этом случае нельзя гадать для человека снова и нельзя принимать ничего в дар всему табору, разве что корм для скотины…

Когда он говорил это, взволнованные цыгане и цыганки медленно приближались и неохотно клали вокруг кареты золото, полученное от султанши.

Султан не ответил ни слова, только тихо сказал что-то одному из сторонников.

Скоро цыганам выдали сечку, сено и овес для коней, а султан с женой въехали в королевский замок и остановились в нем на ночлег.

Когда они оказались на высоком дворе замка, она, взволнованная приключением, несмело сказала мужу, что, видимо, в третий раз станет матерью.

Он улыбнулся и сказал:

— Если будет сын…

— То ты дашь ему имя, — закончила она.

— А если будет дочь?

— То ее имя будет Мирмаг (Лунный Свет), — ответила она, — ибо загадка того света, о котором мне рассказывал Кассим в Стамбуле, придала мне силы под Веной не пустить тебя в бой.

Через минуту она добавила:

— Видишь, из-за тебя я упала с коня, а тебе, может быть, и жизнь спасла.

Султан весело усмехнулся и ответил:

— Если я ничего не путаю, то выходит, что как раз я из-за тебя упал с коня и даже вывихнул руку в решающий момент. Но может быть, это и к лучшему.

— Ты еще можешь сомневаться, к лучшему ли? — спросила она.

— О нет, я не сомневаюсь, — ответил Сулейман, который так любил свою жену, что помимо своей воли и вопреки собственной непреклонности уступал ей. И всегда был рад тому, что уступал.

— Что же ты сразу так не говоришь? — сказала она обрадованно.

— Поверь мне, что я сильно обрадован тем, что только я вывихнул себе руку, — ответил он.

— А мне больше всего понравилось как мы, вместе двигаясь на Вену, видели с холмов вдоль дороги, как убегали от тебя немецкие отряды. Словно птицы перед бурей!

Он видел ее невнимание к его неудачам и радость от проявлений его силы. Он чувствовал любовь ее и был счастлив.

— А ты знаешь, — спросила она, — почему цыганка прервала свое гадание?

Любопытство сверкнуло в его глазах. Сулейман стал серьезнее и сказал:

— Может, потому, что будущее тебе предсказывает сам Аллах?

— Да свершится воля Его! — ответила она так искренне, будто на минуту блеснула в ней старая вера.

И вместе они вошли в прекрасные покои замка.

Муэдзины начали петь пятый азан на вершинах стройных минаретов. На Дунай легла прекрасная тишина ночи, и птицы умолкли в густых зарослях.

Сулейман Великий с женой в молитве опустился на колени. Оба они обратились к Мекке.

Оба молились Богу о жизни, что была еще впереди, об удивительной жизни.