Книга Письма из Лондона - Джулиан Барнс

Один из тех, кто не знает об этом — или, выражаясь по - другому, продолжает успешно преодолевать нынешние препятствия, — одновременно еще и одно из наиболее неожиданных Имен среди ллойдовских Монстров Рока. Мелвин Брэгг — романист и ведущий телепрограммы об искусстве, выходец из камберлендского рабочего класса, сын трактирщика, впоследствии открывшего кондитерскую. Одно из первых воспоминаний Брэгга — он сидит в четвертом ряду местного зала Общества Трезвости в Уигтоне и слушает, как его мать зачитывает казначейский отчет на совещании тамошней ячейки лейбористской партии. На протяжении всей своей выдающейся телекарьеры он был лояльнейшим — и не менее выдающимся — членом лейбористской партии. Курьез в том, что в то самое время, когда он влился в Ллойдз — «около 1980 г.» — его всерьез манила карьера депутата Парламента. Случись это, он оказался бы единственным на сегодняшний день Именем на лейбористских скамейках — против сорока семи Имен-тори. Он признает, что ему «не пришло в голову» подумать о том, что его членство в том, что считалось одним из неприступных бастионов консервативной верхушки среднего класса, могло пойти вразрез с членством в сравнительно левой — в те времена — лейбористской партии.

Так как его туда занесло? В то время у него был дом в Хампстеде стоимостью £150 000, коттедж в Камберленде, £20 000 в банке и «доход, который рос и рос». В фондовой бирже он мало что понимал, так что финансовый консультант посоветовал ему Ллойдз. «Мне это показалось любопытным. Это по моему темпераменту, дай по финансовым потребностям. Да, меня привлек азартный аспект всего этого предприятия». Какова была его реакция на понятие неограниченной ответственности? «Мне вообще по душе игра. Мой отец, хотя и человек небогатый, всю жизнь увлекался скачками — и при этом ни разу не оставлял мать без гроша». Странность состоит в том, что сам Брэгг никогда не играл на скачках «Я даже на «Гранд Нэшнл»[140]ни разу не ставил. Всегда считал, что на везении только дураки выезжают, ну да чего уж теперь об этом». Те немногие Имена, что имеют отношение к миру искусства, обычно являются — как барон Арчер Вестон-супер - Мэрский — настолько же откровенно правыми, насколько Брэгг левый. Когда я отпускаю замечание о том, что богема и люди левых убеждений нечасто оказываются членами Ллойдз, Брэгг задумывается на секунду и затем осведомляется: «А Джон Мортимер[141]— Имя?» Я звоню добрейшему создателю Рампола — проверить. «Разумеется, нет, — отвечает он, судя по голосу, возмущенный подобным предположением. А почему, собственно? — По-моему, более идиотского способа расстаться с деньгами не существует. Я вообще не понимаю, как можно вляпаться во все это — надо быть полным ослом».

Брэггу случается тревожиться, но, похоже, Ллойдз не доставляет ему слишком много забот. «Я искренне думаю, что это почтенный способ сделать так, чтобы твои деньги на тебя работали». Но ведь он мог вложить свои деньги — учитывая его равнодушие к фондовой бирже — в обычную, к примеру, страховую компанию: был ли в его выборе элемент снобизма? «Язык не поворачивается назвать себя безгрешным», — отвечает он, и мы больше не упоминаем эту тему. Брэггу также приходилось давать Ллойдз профессиональный совет. Год или около того назад с ним неофициально консультировались насчет малоэффективной рекламы услуг компании. Он с ужасом обнаружил, что «пресс-отдел у них — как у телекомпании "Бордер"[142]» — в смысле, полторы калеки. В ходе кампании за «транспарентное общество», которым Ллойдз себя называет, наведением лоска теперь занимаются отборные знатоки передовых пиар-стратегий.

Писатель признается, что в свое время он «палец о палец не ударил», чтобы разузнать, чем чревато его членство в Ллойдз. Зато, надо сказать, ему повезло встретить хорошего советчика. Напрашивающееся сравнение участия в Ллойдз с азартной игрой на скачках вполне обоснованно, за исключением, пожалуй, единственного момента: если вы с улицы завернете в первое попавшееся букмекерское агентство, то скорее всего, куда бы вы ни угодили, шансы на выигрыш у вас будут более-менее одинаковые; если вы завернете в Ллойдз, то первая и, не исключено, самая крупная авантюра, в которую вы ввязываетесь, состоит в том, какому агенту вас представят. В какие синдикаты Брэгга прибило в самый первый раз, в тех он и оставался — «очень, очень необдуманно»; он никогда не приобретал приостанавливающего убытки полиса5/о/?-/о. и(«Я просчитал издержки, и выяснилось, что это того не стоило»); и хотя он потерял деньги в последние пару лет, «в общем и целом, мне кажется, я скорее чуть-чуть выиграл». В настоящее время он, по его словам, состоит в двадцати восьми синдикатах — в четырех убыточных и двадцати четырех, где дела идут «очень славно». Не подумывал ли он после потерь последних лет выйти из игры? «Выравнивай ни выравнивай — толку ноль», — отвечает он. Под этим он имеет в виду, что уход не освобождает вас от будущих потерь в синдикатах, остающихся с незакрытыми годами; так что на самом деле вы уйдете только из успешных синдикатов. О том, чтобы соскочить, у него и мысли нет. «Я считаю, сейчас надо ставить на Ллойдз. Если бы я мог забрать свои деньги из открытых синдикатов, я бы тотчас же вложил их. Сейчас полно синдикатов, которые зарабатывают. Самое время вступать в игру».

И английский романист, и ирландский бизнесмен, с которыми я беседовал, решили придерживаться одинаковой стратегии поведения. Нет, если б они с самого начала знали, чем все это кончится, их не заманили бы туда ни за какие коврижки («Таких рисковых парней, каким я был в 1980 году, сейчас я бы обходил за три километра» — говорит Брэгг); с другой стороны, раз уж они до сих пор в деле и умудрились остаться на плаву после катастроф последних лет — то, по их мнению, сейчас золотая пора для тех, кто решил остаться. Сравнение с азартными играми кажется более обоснованным, чем все остальные, когда начинаешь потрошить психологическую реакцию участников. Проиграл и прогорел — ага, ну значит, это лохотрон — лошади у них все на допинге, жокеям дали на лапу, судьи — все христопродавцы. Выиграл или остался при своих: ну так ты кум королю, особенно на фоне этих олухов, которые проиграли свои запонки — ну а у тебя - то везде свои люди, которые рапортуют чего и как прямиком из конюшен, безмазовую щетку[143]ты за сто шагов чуешь, а еще ты знаешь одного парня, который знает другого, а уж тот…

Знакомый парень Мелвина Брэгга — один из ллойдовских вице-президентов, Роберт Хизкокс, и он же по совместительству является его агентом. Сын бывшего президента, Хизкокс в очень значительной степени ллойдовский инсайдер; он был действующим Именем с 1967 года, сам двадцать лет простоял, что называется, за конторкой, страховал произведения искусства в высокорискованном сегменте рынка, а в настоящее время руководит синдикатом RobertsHiscox. Этот господин лет пятидесяти изъясняется с изящной обходительностью, но по сути его речи весьма воинственны: на протяжении двадцати пяти лет он отстаивал идею ограниченной ответственности. Его ни разу не послушали — отчасти из-за традиционно неправильного истолкования Ллойдовских Актов 1871-го и более поздних лет — которые вроде как запрещали это (на самом деле запрещали только для индивидуальных членов), но главным образом на основании мудрости: «Раз не ломается, так нечего и чинить». «На что я замечал: "Большинство вещей уже нельзя починить после того, как они сломались"». Сейчас он отвечает за консолидацию корпоративного капитала и спасение ллойдовской шеи: чинить, как видите, все-таки пришлось, и гораздо больше, чем могло бы быть.