Книга Заговор Важных - Жан д'Айон

— Но, сударыня, а как же письма? Ведь, я полагаю, письма существуют. Неужели их действительно написала госпожа де Лонгвиль?

Клер-Клеманс в недоумении посмотрела на Фронсака:

— Разумеется, нет! Каждый знает, что моя золовка долгое время испытывала симпатию к Колиньи, но между ними никогда и ничего не было. Колиньи всегда любил ее страстно, но платонически. К тому же она такая красавица, что у нее всегда полно поклонников, среди которых, кстати, и ваш друг принц де Марсильяк.

— Принц мне не друг, сударыня. Он всего лишь спас мне жизнь, — мрачно уточнил Луи.

— Я пошутила, сударь, — улыбнулась она. — Что же касается той истории, это очередной маневр де Монбазон. Бывшая любовница герцога де Лонгвиля, она никак не может смириться с женитьбой любовника на моей родственнице.

— Но почему? Неужели это ревность?

На лице молодой женщины появилась ироническая гримаска, и она, с любопытством глядя на Луи, промолвила:

— Ревность? Со стороны де Монбазон, имевшей не один десяток любовников? Недавно аббат де Рец сказал мне, что «никогда не видел особы, столь порочной, столь низко ставя щей добродетель». Неужели вы до такой степени наивны? Нет, Монбазон мстит. Лонгвиль выплачивал ей двадцать тысяч экю пенсии за право пользоваться ее услугами. Она ему дорого обходилась, но за эти деньги он владел ею, когда хотел. Разумеется, после женитьбы он платить перестал. Теперь Монбазон всего лишь любовница Бофора, и тот платит ей меньше, потому что она растолстела и постарела. Так что она осталась в проигрыше. Вот главная причина, по которой она хочет осмеять герцогиню де Лонгвиль. Ну, к тому же ее вечное стремление оклеветать и унизить дом Конде. Но сейчас она зашла слишком далеко, ибо принцесса, во-первых, является подругой королевы, а во-вторых, опасна как гадюка.

— Отец наш Небесный! — прошептал потрясенный Луи. Все это казалось ему невероятным. Цвет французского дворянства — и столько низости и подлости!

На этот раз герцогиня Энгиенская не улыбнулась, а лицо ее превратилось в суровую и непроницаемую маску, поразившую Луи.

— Полагаю, вы стали дворянином совсем недавно, шевалье. Я тоже. Но вы из другого теста, и я тоже. Эти люди, все до единого, развращены и продажны настолько, что вы даже вообразить себе не можете. Они живут в пороке как рыба в воде.

Луи понял, что она причисляет к «этим людям» и свою новую семью, и предпочел уклониться от опасной темы.

— Как собираются поступить Конде?

Она пожала плечами:

— Разумеется, потребуют извинений, но Монбазон вряд ли уступит, так как на ее стороне Важные. Все это может привести к гражданской войне…

— Гражданской войне?.. Вы шутите… смеетесь надо мной.

Клер-Клеманс раздраженно махнула рукой и еще раз громко вздохнула, удивляясь наивности собеседника. Но, вспомнив, как она сама, войдя в мир знатных дворян и принцев крови, долгое время не понимала в нем ничего, решила объяснить Луи возможные последствия заговора:

— Едва только де Шеврез открыто поддержала Монбазон, Важные тотчас приняли ее сторону. Бофор признался, что узнал почерк де Лонгвиль. Не добившись ни руки ее, ни любви, он не прочь навредить ей и выставить ее шлюхой! Разумеется, Гиз с ним заодно, ибо ненавидит семейство Колиньи. Оба семейства до сих пор помнят ночь святого Варфоломея.[61]Мазарини предпочитает отмалчиваться, но, надо сказать, его положение не из легких, так как каждый новый день приносит ему новую неприятность: в собственных апартаментах он находит письма с угрозами, где ему настоятельно советуют убираться в Италию. А королева не знает, что ей делать, и продолжает разрываться между двумя подругами: госпожой де Шеврез и принцессой Конде.

В эту минуту в комнату вошел принц — как всегда, в грязной и засаленной одежде. Даже не взглянув в сторону Луи, он обратился к невестке:

— Дочь моя! Спешу сообщить вам радостную весть! Ваш супруг одержал еще одну блистательную победу: Тионвиль пал! — И, гордый как павлин, он повернулся к Луи: — Мой сын захватил Фрейбург и отбросил испанцев на другой берег Рейна. Их потери ужасны. Сейчас он возвращается в Париж и вскоре прибудет сюда вместе со своим полком и своими офицерами.

Затем глухо, с явной угрозой в голосе, принц произнес, обращаясь к Клер-Клеманс:

— Монбазон и ее Важным недолго осталось торжествовать. Те, кто посмел смеяться над нашей семьей, вскоре узнают, что значит бросить ей вызов.

В восторженном взгляде Клер-Клеманс Луи увидел безграничную любовь к молодому герцогу. Любовь безответную.

Как только принц вышел, Фронсак также почел за лучшее удалиться.

С каждым днем погода становилась все более влажной и душной. Во дворце царила нестерпимая жара, и Луи смертельно скучал.

Вечером того дня, когда он встретил Клер-Клеманс, лакей от ее имени принес ему несколько номеров «Газетт», издаваемой Ренодо.

Луи хорошо знал эту газету: отец регулярно покупал ее и приносил в контору; он сам иногда приказывал Никола купить ему свежий номер. Именно из «Газетт» он узнал об освобождении Бассомпьера.

Протестант Ренодо, по профессии врач, в 1612 году получил патент, дававший ему право публиковать списки адресов, иначе говоря, мелкие объявления. Но постепенно новости оттеснили объявления на последнюю страницу.

Ришелье, поощрявший издание газеты, часто публиковал там собственные статьи, распространяя таким образом свои идеи.

До самой смерти короля «Газетт» являлась рупором власти, но так как однажды Ренодо — по приказу Ришелье, как уверял он всех, — предложил отвергнуть королеву, то с тех пор, как королева стала регентшей, «Газетт» оказалась в немилости.

Число страниц ее сократилось, и существовал риск, что власти и вовсе запретят ее. Поэтому с самого начала нового царствования она избрала нейтральный и необычайно смиренный тон, изменяя ему, только когда речь заходила о регентше: тут редактор не скупился на похвалы!

Когда же Ренодо предложил свои услуги Мазарини, в листовках его стали называть гнилым носом, коварным турком и даже вором!

Короче говоря, в его газете больше не печатали ничего интересного.

Тем не менее Луи с удовольствием прочитал отчет о битве при Рокруа, равно как и рассказ о подвигах наших армий, дополненный сообщением о жестокостях, совершенных армиями врага. Так, испанцы разграбили множество домов вокруг Рокруа, в то время как французы сожгли множество деревень между Монсом и Брюсселем.[62]В другом номере сообщалось, что в одной из захваченных испанцами деревень наши враги выбрасывали в окна детей, насиловали девушек и женщин. А потом вырывали им груди. Затем они утопили и мужчин и женщин, предварительно сняв с нескольких из них кожу.[63]Новые, заранее оправданные жестокости теперь должны были обрушиться на деревни по другую сторону границы. Несомненно, подумал Луи, несчастным женщинам Фландрии придется вынести все, что довелось вынести бедным француженкам.