Книга Бундори - Лора Джо Роулэнд

Сано огляделся. Ни слуг, ни охранников. Тогда он двинулся вниз по склону, с трудом раздвигая густую траву. Изучая облицованную камнем земляную стену вокруг сада, он услышал тонкий дрожащий женский голос, выводящий медленную печальную песню:

Лесная зелень вянет и становится коричневой, увы,

Мороз губит пионы и розы…

Сано улыбнулся. Должно быть, это госпожа Симидзу. Сано попробовал открыть тяжелые, сколоченные из старых досок ворота. Заперты. Однако стена увита виноградом, некоторые лозы в руку толщиной. Используя их как лестницу, он взобрался на стену и осторожно заглянул в сад.

Слева и справа веранды нижнего и верхнего строений, в дальнем конце — крытая галерея, в центре — беседка, увитая виноградом по соломенную крышу.

В беседке, склонив голову набок, сидит на коленях женщина.

Летние птицы улетели,

Любовь ушла…

Умирает и мое сердце.

Сано быстро оглянулся и спрыгнул в сад. Опустившись в заросшую плющом цветочную клумбу, он бодрым шагом направился к беседке.

Дверь в крытой галерее с треском распахнулась:

— Эй! Что это вы здесь делаете?

Сано застыл как вкопанный. Охранники бежали к нему, вынимая из ножен мечи. Сано очнулся и тоже вооружился. Он подумал, что без труда разделается с этими ренинами, но ему не хотелось снова проливать кровь. К тому же, если госпожу Симидзу перепугал один труп, то два и подавно не обрадуют. Не спуская глаз с охранников, он обратился к женщине:

— Госпожа Симидзу, я Сано Исиро, сёсакан сёгуна. Я не сделаю вам ничего плохого. Мне просто нужно с вами поговорить.

Из беседки донеслись шуршание и всхлипы. С мечами наголо охранники подступали к Сано. Старший кипел злобой, младший вроде трусил.

— Вам плохо, госпожа Симидзу? — крикнул Сано. — Вы испуганы? От кого-то прячетесь? Я помогу вам, но только если вы отзовете охранников.

Ответа не последовало. Охранники остановились.

— Это человек сёгуна. Мы не можем его убить! Плевать на деньги. Я не хочу ни в тюрьму, ни в могилу! — прохныкал младший.

— Заткнись! — огрызнулся старший. — Хочешь опять попрошайничать?! — Затем, обращаясь к Сано: — Убирайтесь, или я вас зарублю.

Он сделал выпад в сторону Сано и отскочил, услышав тихий, но отчетливый женский голос:

— Прекратите… Все хорошо. Он может остаться.

Охранники пожали плечами и удалились в галерею. Сано вложил меч в ножны и посмотрел в сторону беседки.

Женщина стояла под аркой — небольшой рост; кимоно цвета морской волны расписано бабочками. Женщина показалась Сано молодой и красивой. Однако чем ближе он подходил к беседке, тем дальше уходил от первого впечатления. Волосы, уложенные по молодежной моде, оказались неестественно черными и тусклыми. Толстый слой белой пудры тщетно скрывал мешки под глазами, румяна подчеркивали обвислость щек и двойной подбородок. По-девичьи яркая одежда выдавала полные бедра и дряблую шею. Таинственная свидетельница в точности соответствовала описанию Аои: тучная пожилая женщина, отчаянно цепляющаяся за молодость. Сано мысленно похвалил любимую.

— Сёсакан-сама. — Госпожа Симидзу поклонилась и робко улыбнулась. Движение усталое, интонация покорная, улыбка вымученная. — Я ждала вас… Я рада, что вы пришли. Я отправилась в храм Дзодзё, потому что больше не нужна мужу, — сказала госпожа Симидзу.

Явно обезумевшая от горя женщина не пригласила Сано в дом. Она бесцельно бродила по саду, вынуждая следовать за собой.

— За последние десять лет он ни разу не взглянул на меня… не поговорил со мной ласково. — Речь прерывалась длинными паузами. Окончания слов проглатывались. Возможно, женщина играла в знатную даму. После очередного антракта она прошептала: — И как я ни прошу, он отказывается делить со мной ложе…

Сано, смущенный интимным признанием, понял: ей необходимо излить душу, поведать кому угодно о своих бедах. Если он будет просто слушать, то узнает гораздо больше, чем при официальном допросе. Он деликатно перевел взгляд с печального некрасивого лица на окрестности.

Как и хозяйка, сад когда-то был премилым. Огромная вишня цвела возле пруда. Изящные каменные светильники и скамьи не портили ландшафт. Однако повсюду лежала печать запустения. Плети увядшего винограда облепили строения. Мертвые ветви торчали на вишне, как черные кости. Зеленая ряска затянула поверхность пруда. Кусты не были подстрижены, светильники и скамьи покрылись мхом и лишайником, клумбы и лужайки заросли сорной травой. Если сад Мимаки являлся воплощением любви, то этот — ее надгробием.

Госпожа Симидзу, будто угадав мысли Сано, сказала с горечью:

— Раньше муж нанимал садовников… Тогда… у нас не было детей… теперь их семеро… Мы проводили здесь много счастливых часов… «Я не могу жить в разлуке с тобой», — говорил он. Муж боготворил мою красоту и любил меня… Вон там… — Госпожа Симидзу махнула на пятачок под вишней. Пухлая рука, гладкая кожа. Похоже, дама никогда не работала. — А теперь я старая и противная… У меня неважное здоровье… Замучил насморк. Муж покинул меня. — По щекам потекли слезы, буравя слой пудры. — Он взял на содержание двух молодых, — она запнулась, — и привел к нам в Эдо. А еще он часто навещает проституток в Ёсиваре.

Мы женились по любви… Знаете, это редко случается в мире, где браки заключаются из корыстных или клановых интересов. Трудно найти любовь и потому так больно ее потерять.

— Я понимаю вас, — сказал Сано в надежде сократить унылый рассказ. Его собственное счастье висело на волоске, ему не хотелось слушать об утраченной любви. Если предстоит потерять Аои… Ради расследования он дал госпоже Симидзу продолжить речь.

— Летом мы на прогулочной лодке наблюдали за фейерверками. Это большая лодка с уютной каютой… Мы пили вино и наслаждались обществом друг друга. — Госпожа Симидзу утерла лицо рукавом кимоно. — Все миновало. Лодка уже десять лет стоит на приколе. Я решила уйти в монахини, потому что больше нет сил жить без любимого…

С облегчением Сано перевел рассказ на события той ночи, когда был убит монах:

— Значит, вы отправились в храм и попросили убежища. Что там произошло?

— Я взяла лучшую одежду, чтобы оплатить стол и постель… Наняла паланкин… И на закате добралась до храма. — Госпожа Симидзу плюхнулась на скамью и погрузила пальцы в мох. — Сёсакан-сама… если я расскажу, что видела, пообещаете никому больше не рассказывать? — Она подняла на него полные мольбы глаза. — Пожалуйста… прежде чем возражать, позвольте мне объяснить, почему я прячусь. Почему не хочу никого видеть, почему наняла ренинов для охраны. — Она нервно осмотрела сад, словно каждый момент ожидала нападения. — Покинув храм, я поехала в Нихонбаси. На следующее утро ко мне заявились три самурая. Они не представились, не сообщили, зачем я им нужна, поэтому слуги сказали, что меня нет дома. Они ушли, но несколько часов спустя вернулись… Не представляю, кто они, но догадываюсь, зачем приходили. Их подослал охотник за бундори. Наверное, он узнал меня в храме или каким-то образом выяснил, кто я такая. Сёсакан-сама, он ищет меня, он хочет меня убить, потому что думает, будто я могу его узнать. Теперь понимаете, почему вы не должны никому рассказывать о нашей беседе?