Книга Вкус желания - Беверли Кендалл

Амелия попыталась было заговорить, но графиня подняла руку, призывая ее к молчанию.

— И когда я услышала о том, что случилось на балу у леди Стэнтон в прошлом августе, я полностью убедилась в своей правоте. Вместо того чтобы выбросить вас из головы, как Томас это делает с большинством женщин, которые его не интересуют, он позволяет вам глубоко залезть себе в сердце. Никогда не видела ничего подобного. Собственно говоря, видела нечто совершенно противоположное.

Амелия сидела молча, пытаясь подавить нарастающий страх. Господи! Она чувствовала себя беззащитной. Какой ответ могла она дать этой женщине, которая, как и ее брат, казалось, была способна видеть ее насквозь и, без сомнения, только посмеялась бы, попытайся она все отрицать.

— Вы влюблены в моего брата?

Несколько месяцев назад этот вопрос вызвал бы у нее приступ неудержимого смеха. А возможно, она просто вздернула бы свой изящный носик, восприняв этот бесцеремонный вопрос как оскорбление. Но с тех пор прошло время. Достаточно времени, чтобы потерять свое сердце. И Амелия не рассмеялась. Она сидела потрясенная, с широко раскрытыми глазами.

«Нет. Нет. Нет. Я не люблю его. И, что гораздо важнее, не хочу его любить».

Эти слова без конца повторялись в се сознании, но она не могла заставить себя произнести их вслух. Почему?

«Я не могу его любить, — твердила она мысленно. — С ним я никогда не смогу владеть собой». Это открытие сразило ее сильнее, чем любые бури и ветра.

— Вижу, что смутила вас, — сказала графиня. — Не стану на вас давить. Возможно, вы сами еще не осознали этого. Но все же подумайте о том, что я говорила. — И, успокаивающе похлопав Амелию по руке, она предложила: — Раз мы покончили с едой, не хотите ли пойти со мной в детскую взглянуть на близнецов?

— Была бы счастлива познакомиться с вашими детьми, — ответила Амелия, радуясь возможности сменить тему и заняться тем, что не требовало бы от нее необходимости видеть, думать, чувствовать или говорить о Томасе.

Графиня подобрала юбки и с изяществом поднялась на ноги.

— Тогда идемте со мной.

Оставшуюся часть дня Амелия провела с Мисси, как теперь, по желанию графини, называла ее вместо формального обращения «леди Уиндмир». Графиня заверила Амелию, что этот титул заставляет ее чувствовать себя старше ее возраста.

Они много часов провели с Джейсоном и Джессикой, четырехмесячными близнецами. Амелии было грустно, что жизнь не дала ей возможности быть в окружении детей, особенно младенцев. Ее восхищало в них все: их розовые щечки, плотненькие маленькие тельца, слюнявые ротики… Она могла бы часами нянчить младенцев, если бы Джейсон не уснул у нее на руках. И тогда они с Мисси уложили обоих малышей в их колыбельки для дневного сна.

Потом Мисси познакомила Амелию с шестнадцатилетними двойняшками, сестрами графа — Кэтрин и Шарлоттой. Девочки были поразительно хороши собой (должно быть, в семье Радерфордов часто появлялись близнецы). «Экзотичные», — сразу пришло на ум Амелии, потому что у обеих были золотые косы и смуглые, обласканные солнцем лица. Глаза их были того же переливчато синего цвета, что и у их брата, с такими же огромными черными зрачками. Амелия подумала, что их появление в свете свалит с ног большинство мужчин. Сначала сестры приветствовали ее сдержанно, как и подобает девочкам их возраста, — вежливо и почтительно. Однако во время дневного чая они утратили свою сдержанность, и их природная живость, бурлившая подспудно, пробилась на поверхность.

Попивая мелкими глотками горячее какао, Кэтрин весело сообщила Амелии, что они сестры графа только по отцу, побочные дети горячо любимого почившего пятого графа Уиндмира. Девочка, по-видимому, получала удовольствие, сообщая эти пикантные сведения. Год назад, узнав о существовании сводных сестер, их брат, настоящий святой, немедленно забрал девочек к себе. И с тех пор их жизнь в корне изменилась, заключила Кэтрин свой рассказ. Амелия выразила ожидаемое девочками удивление, хотя давным-давно слышала различные версии этой истории.

Но Шарлотта, похоже, гораздо больше интересовалась дружбой Амелии с лордом Алексом. И ее подход к этой теме был более тонким и лукавым. Вопрос, заданный невзначай, и комментарий к нему. Они встречались прежде? Знает ли она, что он накануне прибыл из Лондона? Нет, Амелия этого не знала. Как мило! Алекс и Томас были так добры к ним! Знает ли она, что Алекс обладает блестящим талантом улаживать разные дела? Она еще не встречала людей с такими глазами, как у него. Прекрасными, насколько она может судить по собственному опыту. Девочка явно обладала литературным талантом. И хотя она не спешила высказываться на этот счет, чувства ее были очевидными.

По окончании чаепития Амелия вернулась в свою спальню отдохнуть перед ужином. Что еще ей оставалось делать? Томас в этот день почти не показывался после того, как бурей вырвался из дома. Почти весь день она ждала и надеялась увидеть его хоть краешком глаза, и каждый раз при звуке шагов в холле у нее перехватывало дух, а сердце начинало трепетать, как пойманная птичка.

Но каждый раз это оказывался не он, а только слуги, сновавшие по дому, выполняя свои дела.

Мисси была настолько добра, что не пеняла ей на ее постоянную задумчивость, а только наблюдала за ней, и в уголках ее губ порхала сочувственная улыбка.

Амелия лежала в постели раздетая — на ней оставались только, сорочка и панталоны. Ее взгляд лениво остановился на прозрачной голубой ткани полога, почти не видя его. Здесь, в спальне, она готова была признать, что влюблена в Томаса Армстронга. И если это не было любовью, то было подобием другого душераздирающего чувства. Какого же? Теперь она даже не пыталась скрывать это от себя… Как ни ужасно, но то была постоянно кипящая в ней страсть.

Господи! Никогда еще ее чувства не были столь сильными с тех пор… с тех пор, как умерла ее мать. Иногда, когда ей казалось, что она потеряла не одного, но обоих родителей, она хотела бы перестать чувствовать и вообще онеметь. Она была бы рада ощутить свободу от боли, терзавшей ее сердце при мысли о том, что никогда больше не увидит матери. Она хотела бы избавиться от боли, терзавшей ее, когда глаза отца смотрели будто сквозь нее, не видя ее.

Повернувшись на бок, она подперла щеку руками и горестно вздохнула. Снова испытывать бурные чувства — это как возвращение к жизни. Но в этом таились и опасности, особенно теперь, когда она отдала сердце человеку, в чьих чувствах не была уверена. Он мог быть с ней страстным, пылко заниматься с ней любовью и тотчас же обращаться так, будто был бы рад от нее избавиться. Пожалуй, безопаснее было бы иметь дело с кем-то, подобным лорду Клейборо: приветливым, вежливым и обладающим хорошими манерами. В их отношениях не было бы вожделения и греховной страсти, бурных поцелуев и восхитительных любовных объятий. С ним она была бы уверена, что не испытает боли снова. Но после переживаний, полных трепета и жаркого биения крови, как она могла бы на всю оставшуюся жизнь запереть свои чувства под замок? Как она могла отказаться от жизни?

Большую часть дня Томас чувствовал себя непригодным для общения. Настроение его было мрачным. Он вернулся в дом, вместе с Радерфордом, но затем они расстались: его друг отправился на поиски жены и детей, а он — в предоставленную ему гостевую комнату, потому что потребность побыть в одиночестве стала неодолимой.