Книга Рисунки на крови - Поппи З. Брайт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что там? — нетерпеливо повторила Эдди.
Телефонная будка, которую она нашла на автостоянке возле устричной в излучине реки, была уединенной, но в ней было жарко, к тому же тесное пространство словно вызывало клаустрофобию. Эдди уже чувствовала подступающую головную боль.
— Ну, здесь говорится «Чаш Кито».
— Что?
Лауп произнес два слова по буквам, и Эдди записала их в блокнот. Тупая боль молотком ударяла в виски. Поблагодарив Лаупа, она, как бы вспомнив, под конец сказала ему, что на работу не вернется, потом, повесив трубку, уставилась на нелепое послание. «Чаш Кито». Это скорее всего от Заха. Вот только что, черт побери, это значит?
Она поглядела на автостоянку. За зеленым горбом дамбы серебром блестела Миссисипи, буксир и баржа шли по основательно загрязненному фарватеру. Глаза Эдди скользнули назад на кнопки телефонного автомата, и что-то в ее мозгу щелкнуло. Эдди снова поглядела на послание. Два слова: три буквы, потом четыре. Та же конфигурация, что и у номера телефона.
Эдди схватила громоздкую с металлическим переплетом телефонную книгу, свисавшую на витом шнуре в кабинке. Книга была потрепанной, но — о чудо! — целой. Эдди полистала первые страницы, нашла перечень кодов регионов по всем штатам. На карте Потерянная Миля где-то недалеко от Ре или и Чейпел-Хилл, и код местности для обоих городов был один и тот же. Бросив в автомат горсть мелочи, она настучала код региона, потом дрожащими пальцами набрала телефонный номер.
Два гудка. Три. Потом трубку подняли, и хрипловатый мужской голос произнес:
— Добрый день. Это «Священный тис».
— Привет, вы меня не знаете, но я ищу…
— Сейчас никого поблизости нет, но на этой неделе у нас полно крутых концертов. В среду вечером квинтэссенция трясины-рок — «ГАМБОУ»!!! В четверг…
Эдди прислонилась лбом к горячему стеклу, почувствовала, как из углов глаз катятся жаркие слезы поражения. Это — автоответчик.
— Если хотите оставить сообщение для меня или для кого-то, кто тут работает, — говорил тем временем голос, — говорите после сигнала. И не забудьте зайти и поддержать местные группы в «СВЯЩЕННОМ ТИСЕ».
Голос мужика звучал нервно и с долей отчаяния. Наконец распроклятый автоответчик издал «биип».
— Это сообщение для парня по имени Зах, — без особой надежды сказала Эдди. Она не знала, назвался ли он своим настоящим именем, но была уверена, что фамилии он своей никому не назвал, а ей самой не хотелось выдавать такую информацию. — Ему девятнадцать лет, рост около пяти футов восьми дюймов, худощавый, черные волосы, зеленые глаза, очень бледный, примечательная внешность. Если вы его знаете, пожалуйста, передайте ему, что ему грозит ужасная опасность. Меня зовут Эдди. Мне нужно с ним связаться. Я попытаюсь еще позвонить. — Она глянула на часы. — Я не знаю когда. Скажите ему… — Она осознана, что по щекам у нее катятся слезы. — Скажите ему, я за ним приеду.
Эдди повесила трубку, вытерла глаза и попыталась взять себя в руки. Предстояло сделать еще один звонок, по местному номеру, который она знала наизусть. Набрав номер, она стояла и слушала, как телефон звонит и звонит, потом даже закрыла глаза от облегчения, когда трубку взяли. На заднем плане пульсировал ритмичный припев какого-то регги, и на миг ей показалось, что это снова автоответчик. Потом низкий музыкальный голос произнес:
— Алло?
— Дугал, — начала она. — Это Эдди. Ты слышал, что стряслось с Захом?
— Да, друга. Забрали. Жуть какая.
Она вообразила себе, как он качает головой, и длинные перевитые яркими нитями дредки мягко покачиваются у его скул. Закрыв глаза, Эдди досчитала до пяти.
— Нет, — она заставила себя говорить спокойно, — его не взяли. Он сбежал, но они все еще у него на хвосте, и, думаю, уже совсем близко. Хочешь помочь?
— Ну да, друга. Я всем чем могу помогу Захарии. Особенно против чертова правительства.
Эдди не могла сказать с уверенностью, но ей показалось, что она услышала, как он сплюнул. Она глубоко вдохнула и почувствовала, как на нее волнами накатывает облегчение. Наконец-то она не одна.
— Не мог бы ты начать с того, чтобы забрать меня от рыболовецкого лагеря «Свобода»?
— Ты, милая, гл'ное ни о чем не волнуйсь, слышишь? Стой там, где стоишь у «Свободы». Я место знаю.
— Ты уверен?
— Ништяк, — успокоил ее красивый голос Дугала Сен-Клера. — Нет проблема.
На сцене «Священного тиса» бушевала репетиция. Кинси пошел в магазин за солеными крекерами для бара. Вернувшись, он увидел, что на автоответчике мигает огонек. Но когда он попытался проиграть сообщение, машинка только издала длинную череду «бипов», потом зарычала, как грузовик, вскарабкивающийся, на холм на первой передаче. Заглянув внутрь, Кинси увидел, что она зажевала пленку. Автоответчик вот уже несколько недель был на последнем издыхании и стирал столько же сообщений, сколько записывал. Теперь он наконец сдох совсем.
Кинси поднял трубку, чтобы позвонить сегодняшнему привратнику, и тут — с гораздо большим ужасом и оцепенением — сообразил, что линия мертва, хотя знал, что раньше телефон работал, поскольку какой-то неизвестный звонил Тревору.
Кинси глянул на часы — несколько минут шестого: время отключения. Он слишком долго тянул с оплатой счета. А теперь до завтрашнего дня телефон ну никак не включить, и деньги придется везти аж в Рейли. Правда, только в том случае, если сегодняшней выручки хватит на то, чтобы заплатить за телефон и по другим счетам. Телефон был важен. Но еще важнее была вода. А электричество в клубе — всегда на первом месте: именно оно дает группе звук и охлаждает пиво. За чертов свет надо заплатить во что бы то ни стало.
Кинси всегда любил лето в Потерянной Миле. Но в последнее время оно стало жестоким временем года.
Дугал Сен-Клер жил на дереве в глухом уголке Городского парка. Его небольшой деревянный домик примостился высоко в раскидистой кроне огромного дуба, и попасть в него можно было только по длинной, требующей немалой ловкости и довольно пугающей с виду веревочной лестнице, едва видной на фоне ствола дерева. Дугал припарковывал машину у ближайшей ярмарочной площади, пользовался общественными туалетами и водой полуденных ливней, питался во многих лучших ресторанах города на деньги, сэкономленные на арендной плате, и нередко полагался на доброту друзей. Вселенской расслабухи в Дугале было столько, что среди богемы Французского квартала считалось за честь время от времени заплатить за его ленч.
Наружные стены древесного дома были раскрашены под тускло-коричневый камуфляж. Внутреннее убранство компенсировало внешнюю невзрачность буйством красок. Расписанные красным, желтым, зеленым и пурпурным стены были увешаны фотками американских и ямайских друзей Дугала: первые — разношерстный срез коммуны новоорлеанских неформалов, последние — в неизменных дредках и с неизменными же укуренными ухмылками.
Полосатый потолок был недостаточно высоким, чтобы Дугал мог выпрямиться во весь рост, хотя у Эдди таких проблем не возникло. Пол был покрыт плетеной соломенной циновкой. В одном углу высилось гнездо одеял; ящик с книгами и «мыльница», заваленная кассетами, громоздились в другом. Множество пожиток Дугал держал в машине на случай, если его древесный дом обнаружат, но почему-то его так никто и не находил.