Книга Мнимая смерть - Томас Энгер

— О Господи, да вы ведь на самом деле ничего не поняли.

— Ну так объясни мне! Начни с первой страницы!

Анетте вздыхает.

— Задача фильма — рассказать о том, что в действительности творится на свете, что может стать норвежскими буднями, если здесь позволят закрепиться исламистским экстремистам, если им позволят свирепствовать в нашей стране. В таком случае не будет иметь значения, норвежец ты или мусульманин. Как, по-вашему, будет выглядеть Осло лет через тридцать-сорок? Конечно же, большинство из нас будут замечательными мусульманами с промытыми мозгами. Именно поэтому Яшид — совершенно обычный мусульманин, а Мона — совершенно обычная норвежская девушка. Чтобы заставить людей немного задуматься.

— Ах вот оно как.

— Да, разве это так сложно?

Анетте смотрит на него как на ученика начальных классов.

— Нет. Но ведь ничто не указывает на то, что будет именно так, Анетте. Например, у нас только единицы считают, что законы шариата должны главенствовать над норвежскими законами.

— И что из этого?

Хеннинг морщит лоб.

— Что из этого? Да то, что предпосылки, на которых основывается сценарий вашего фильма, ошибочны! Они не имеют ничего общего с действительностью! У вас что, тоже появилось болезненное желание умереть от восьми пистолетных выстрелов?

Анетте поднимает глаза на грозные серо-стальные тучи.

— Хенриэтте наверняка сейчас там, вместе с Тео, пока мы тут разговариваем. Не знала, что вы так любите мусульман.

Хеннинг делает вдох и громко выдыхает. На лице Анетте появляется тень раздражения.

— Некоторые стороны ислама и шариата мне совсем не по душе, но то, что делаете вы, может только ухудшить положение. Взаимная интеграция и все такое.

— Оставьте это для праздничных тостов. Кроме того, это не имеет никакого отношения к Стефану.

Хеннинг плотно сжимает губы, чувствуя, что ему хотелось бы продолжить дискуссию, но это бессмысленно. Вместо этого он начинает думать о Стефане и о «Романсе». Он хорошо помнит времена своей юности, когда все молодые люди его возраста обливали себя дезодорантами с ног до головы, чтобы произвести впечатление на девушек. Поэтому воняло везде — в раздевалке физкультурного зала, в классах, даже во дворе школы. Может быть, именно поэтому Турбьерн Скагестад почувствовал запах в палатке, когда обнаружил труп.

Он замечает, что Анетте изучает его. Она осторожно покашливает.

— Я пыталась уговорить Хенриэтте не включать в сценарий историю Гордеров, потому что она представлялась мне несущественной для идеи фильма. Но она не хотела меня слушать. Мне это показалось странным, потому что все сразу догадались бы, кто был их прототипами. А семье Фолдвиков и так уже досталось.

— Это ты о чем?

— Стефан рассказал мне о своей матери. О том, что ее изнасиловали, ну и так далее.

— Ты хочешь сказать, что Стефан тебе рассказал об этом?

— Да.

— Но откуда ты знала Стефана?

— Сценарий Стефана победил на конкурсе в прошлом году, и я хотела снять по нему одну из своих учебных работ. У него получился хороший сценарий.

— А разве он не получил никакой награды?

— Что вы имеете в виду?

— Разве организаторы конкурса не должны были снять фильм по сценарию-победителю? Ведь обычно на творческих конкурсах бывают именно такие награды?

— Да по-разному, но в этом конкретном случае все было не так. Мне кажется, он получил несколько тысяч и приглашение на датскую киностудию «Зентропа». Стефан ужасно обрадовался, когда я попросила разрешения снять фильм по его сценарию. Стефан — очень приятный парень, к тому же умный. Но вместе с тем опасный. Я сразу поняла, что с головой у него не все в порядке.

— О чем ты? Как ты это поняла?

— Точно не знаю. Трудно объяснить. Чтобы это понять, надо провести вместе с ним немного времени. Иногда он бывал в прекрасном настроении. Хохотал все время, был такой деятельный. А случалось, из него едва можно было вытянуть слово. Полностью закрывался.

Хеннинг кивает, думая, что такая характеристика может подойти парню, лишившему себя жизни после того, как забрал чужую жизнь. Может быть, ноша стала слишком тяжелой, а может, воспоминания были слишком яркими. Возможно, как только он закрывал вечером глаза, он видел ее, мертвую, и думал о том, что совершил.

Может быть, в его смерти все-таки нет ничего подозрительного. Но почему исчезли его родители?

В этот момент начинается дождь. Небеса полностью разверзаются всего за несколько секунд. Хеннинг и Анетте бегут ко входу в колледж, и не только они, в дверях возникает толкучка, но всего на минуту, и вот все уже внутри.

Люди улыбаются друг другу, стряхивая с себя воду и топая ногами. Анетте приглаживает руками вымокшие волосы. Они прислоняются к стойке. За ней сегодня снова сидит Дреды. Его возлюбленной не видно. Дреды встречается взглядом с Хеннингом. Они кивают друг другу.

Анетте с Хеннингом стоят в нескольких метрах от ближайшей группы студентов. Дреды работает на компьютере.

— Ты сегодня видела здесь Ингве? — тихо спрашивает Хеннинг. Она отрицательно качает головой и отвечает: «Нет». Анетте собирается сказать что-то еще.

— У Ингве сегодня выходной.

Они поворачиваются и смотрят на Дреды.

— Ингве с женой взяли на сегодня выходной, — говорит он, поднимая руки вверх. — Сорри, я случайно услышал, о чем вы спрашивали. Я не подслушивал. Ингве позвонил сегодня утром, хотел поговорить с ректором, но тот еще не пришел, поэтому я принял сообщение. Он сказал, что ни он, ни жена не выйдут сегодня на работу.

— Странно, — говорит Анетте. — У меня на сегодня была назначена встреча с Ингве. Он сказал, почему не придет?

Хеннинг собирается сообщить, что у них умер сын, но в последний момент вспоминает, что информация об этом происшествии еще не обнародована.

— Сказал, что они куда-то уезжают, — отвечает Дреды.

— Уезжают?

— Да, вроде сказал, что они идут в поход с палаткой.

— С палаткой?

Хеннинг понимает, что голос его почти переходит в крик.

— Да.

У него начинает болеть живот. Нормальный человек сказал бы все как есть — что у него погиб сын, и он некоторое время не сможет ходить на работу. Все бы прекрасно его поняли. Так какая еще палатка?

— А почему он вам об этом рассказал?

— Да нет же, он хотел оставить сообщение. На случай если его или ее кто-то будет спрашивать. Да черт его знает! Голос у него был такой… как бы это сказать… утомленный, что ли. Или озабоченный, не знаю.

— Это как? Что вы имеете в виду?