Книга Убийственная красота - Фридрих Незнанский

— Я… — На глазах Литвиновой неожиданно показались слезы.

— Вот-вот, поругайте ее, Александр Степанович, — сказала докторица и скрылась в лифте.

— Ты что печальная такая? А? Или горе?

— Горе… — прошептала Марина и вдруг отчаянно зарыдала.

— А ну-ка заходи ко мне.

Он увлек Марину в свою квартиру и захлопнул дверь.

— Говори, что стряслось? Я все пойму. Не грызи ты себя поедом. Я и так догадываюсь.

— Ох, дядя Саша, дядя Саша… Как я устала одна. Ночью от ненависти сгораю, а днем от раскаяния. Я человека убила… — Она застонала, опустилась на стул.

Александр Степанович сел рядом.

— Ну говори! Облегчи душу-то, а то задохнешься!

— Это я придумала про бомбу. У нас над дверью.

— Ой ли? Ты ли?

— Ну не сама. Мне Митя подсказал. Человек один есть, очень плохой… И он хочет Марата моего извести. Я хотела помешать этому. И устроила покушение. Будто бы на Марата. Чтобы того человека арестовали. А этого не случилось, — она говорила быстро, всхлипывая, утирая нос подолом платья, — тогда Митя меня надоумил повторить взрыв. Ну так же, не вправду. И мы с ним другую жертву выбрали.

— Сама, что ли, выбирала?

— Нет. Марат уже знал. Он после первого раза догадался, стал меня расспрашивать. А я же не умею ему врать. Я все рассказала. Он ругал меня сначала, потом говорит, лучше вот этому, мол, взрывчатку подложить, Климовичу. Потому что он большой начальник. И тут уж милиция обязана будет реагировать. И я согласилась. Я ведь, дядя Саша, на вашей машине повезла туда Митьку, чтобы он увидел этого Климовича. И он обещал, что он такое устройство сделает, что только чуть-чуть взорвется. Маленький заряд. Как петарда. И Климовича только поцарапает. Господи, я же ничего в этом не понимаю! Как я согласилась? Я как в забытьи была… Мне важно было только одно: чтобы Марат был спокоен. А он, Митька, этого Климовича — в клочья.

Женщина завыла, уткнувшись в плечо старика. Он гладил ее волосы, приговаривал:

— Тихо, Маринушка, это не ты виновата, видит Бог.

— Главный-то ужас в чем? Что я обрадовалась, что дело расследовать начали! Вот, думаю, теперь этого обидчика посадят. Потому что выходило, что это он взрыв устроил… Вот до чего я дошла… А только его не посадили. А Митька умер у нас на даче. Марат увез его туда. И он там через неделю умер… Я боюсь…

— Что он и тебя убьет?

— Я всего боюсь. Я боюсь, что я сама убью. Что убью человека этого, Нестерова. И как мне жить? Мне и так кошмары снятся. Климович этот разорванный. Главное, я же его не видела мертвым. А он мне снится, будто он весь в клочья разорван. И жена над ним плачет. А потом снится, что Марат меня душит. Я просыпаюсь… Это у меня удушье. От давления. Господи, что же делать? И звонки эти ночные. Они повторяются, повторяются. Все он, Нестеров. Я боюсь, что убью его…

Она всхлипнула в последний раз. Вытерла подолом лицо. Повернулась к старику и сказала серьезно, отчетливо выговаривая слова:

— А ведь я его убью, дядя Саша.

— Господь с тобой, голубка! Что ты говоришь? — Он принялся часто крестить себя и ее. — Это все он, злодей, он душу твою чистую губит.

— Кто?

— Он, он. Он ведь тебя посадить хочет. Ко мне ведь приходили уже следователи и про машину спрашивали. Давал ли я ее тебе в тот день? Я сказал, что давал, ты уж прости меня, старика, а я врать не умею. Сказал, что не помню, дескать, для чего она тебе понадобилась. Так ведь от них, Мариша, не спрячешься. И от себя не спрячешься. Вон тебя всего на месяц хватило. И сама из норки вылезла. Вот вызовут они тебя. Начнут вопросики спрашивать. Ты же врать-то не умеешь, голубка моя! Ты же сама себя выдашь. А от совести куда денешься? Это тебе всю жизнь будет в снах являться. Понимаешь? А ты еще вон чего замышляешь! А о родителях подумала? Они на тебя сверху смотрят, страдают. А о Боге ты подумала? Наказания-то бывают ох какие суровые. Что там людской суд…

— Что же делать мне? — заплакала Марина.

— Что делать? Идти надоть прямо к ним. И рассказать все как есть.

— Куда? В прокуратуру?

— Да. Не сможешь ты с этим грехом жить, уж поверь мне. Я старый, войну прошел, все видел. Уж казалось, на войне-то что? Наша правда! Свой дом защищаю, свою бабу, свое дитя. А я немца, которого убил, я его до сих пор помню. Я его глаза вижу. Он без ружья, на коленях передо мной. А я в него стреляю… Я этот грех до сих пор отмаливаю… И ты не сможешь забыть. Давай-ка, душа моя, собирайся, да пойдем. Я тебя отведу. Ты послушай, что скажу: я тебе квартиру свою завещал. После смерти. Ну так она нам раньше понадобится. Мы ее продадим. Я и в коммуналке доживу. А тебе адвоката возьмем самого лучшего. Потому что ты душа светлая, но заблудшая. Это он тебя в грех втянул, муж твой.

— Я к Турецкому не пойду. Он Марата ненавидит за что-то.

— Ну пойдем в МУР. Мне телефон оставили муровцы-то. Сейчас я позвоню, скажу, что мы с тобой придем. Я тебя отведу. Я тебя не брошу, ты не бойся.

Турецкий сидел в своем кабинете, когда на связь вышел Грязнов.

— Саня, только что звонила Литвинова. Хочет приехать и дать показания.

— Тебе?

— Да. Это ее сосед сподвиг.

— Старикан?

— Да. Он со мной и говорил вначале. Потом она.

— Почему не ко мне?

— Она настроена против тебя. Считает, что ты выгораживаешь Нестерова.

— Ладно. Пусть к тебе едут.

— Ты знаешь что, ты пошли ко мне Безухова с документами по делу. Мало ли. Вдруг она петлять начнет, клюкву развешивать.

— Я пришлю. Только ты ей, Слава, все же постарайся про измену мужа не рассказывать.

— Постараюсь. Но это как получится. А что ты ее так бережешь? Это у нее момент такой: покаяться захотелось. А потом передумает, опять уйдет в норку, хрен достучишься. Опять больничный или еще чего. Надо выжимать из нее все, пока она теплая.

— Ну давай выжимай, только не до сухого остатка, — дал добро Турецкий.

…В кабинет Грязнова заглянула секретарь Зинаида:

— Вячеслав Иванович, к вам пришли.

Грязнов поднялся из-за стола, подошел к двери. За ней оказался невысокий кругленький старичок, держащий за руку Марину Ильиничну Литвинову.

— День добрый, — поздоровался Грязнов.

— Здравствуй, мил-человек, — взглянул на него старичок светлыми, почти прозрачными глазами. — Вот, пришли мы к тебе с повинной.

— Кто это — мы?

— Маринушка да я. Ты ее выслушай и помни: она человек хороший, это каждый подтвердит.

— А вы в чем повинны?

— Машину ей дал. Ввел во искушение.

— Ладно. С машиной это мы сейчас… Зина, проводишь Александра Степановича к Безухову. Александр Степанович, вас допросит следователь, который у вас был.