Книга Репортер - Юлиан Семенов

Я переписал репортаж заново после того, как мне позвонили из Курска и попросили приехать для опознания погибшего, сбитого на дороге неизвестным автомобилем. Фамилия — Горенков, тридцати семи лет, русский, коммунист…

С помощью работников Курского уголовного розыска удалось восстановить последний день жизни Василия Пантелеевича почти полностью. Горенков был очень красивым человеком — не только внутренне. У него запоминающееся открытое лицо (чем-то похожее на актера Филатова), он высок и общителен. Девять человек дали подробные показания о том, что произошло в Курске. официантка вокзального ресторана, например, вспомнила, что он просил продать ему на вынос «пепси» и спрашивал, нет ли шоколадных конфет с рисунками для детей. «У нас «пепси» на вынос не разрешают». — «Почему?» Я ему объяснила про бутылки, а он: «Я ж уплачу… Разве вам не обидно, если из-за каких-то бутылок ваших детишек лишат радости?» — «А я что могу сделать?»

Пригласила администратора Аллу Максимовну, ну та и сказала, что он слишком много себе позволяет».

Мы нашли шофера такси, который вез Горенкова с вокзала в центр города: «Он сначала-то молчал, только грудь тер, так сердечники растираются, у меня братан сердечник, — показал шофер. — Спросил, где можно «пепси» купить, мол, у него здесь дети живут, «пепси» обожают. Я ответил, что без блата не достать. Он попросил отвезти его в центральный универмаг, хотел взять хорошие игрушки. Я сказал, что только вчера там был, искал сынишке подарок ко дню рождения, игрушки — барахло, надувные подлодки на змей похожи, думал какой костюмчик приобрести, так за венгерским давка, а наши даром не нужны, словно на сирот шьют. Он меня еще спросил: «А почему, как думаете?» Ну, я и ответил, что у народа интересу нет, шей не шей, все одно зарплата какая была, такой и останется. А он: «А если б с каждого проданного костюмчика швеи получали процент?» Ну, а я: «Чего ж мы, капитализм хотим восстанавливать? Народ не позволит». Ждать я его отказался, чего попусту время жечь, поезд с юга подходил, может, работа подвернется. Ну, он ничего, не возражал, расплатился и ушел».

Вспомнила его и продавщица в детском отделе. Она рассказала, что он попросил разрешения у какой-то покупательницы поговорить с ее ребенком. Та разрешила, он на корточки присел и стал выспрашивать, что малышу нравится. А тот сказал, что бабушка. Он его прижал к себе и долго кашлял, отвернувшись, может, заразить боялся, лицо у него землистое, больное, наверное, грипп. Потом маленький ему сказал, что мыльные пузыри любит пускать. У нас такой игрушки не оказалось. Тогда он купил «железную дорогу» и «футбол» и занял очередь в секцию обуви — выбросили чешские спортивные туфельки, но ему не досталось.

Вспомнил Горенкова и второй таксист, что вез его по адресу, где жили сыновья. И этого человека Горенков спрашивал, где можно купить «пепси» и хороших шоколадных конфет. Шофер отвез его в центральный ресторан, но там красивых коробок не было, только молочный шоколад в плитках и фруктовые вафли.

Соседка гр-на К. — назовем так человека, который теперь считается отцом его сыновей, — сказала Горенкову, что мальчики в детсаду, назвала адрес, поинтересовавшись, кто он такой. Горенков ответил не сразу. Человек в высшей мере порядочный, он понимал, что если дети действительно называют «папой» другого, ему нельзя открывать себя: во дворах тайн нет. Чувство такта уступает место сплетне, грязному слуху. Он сказал соседке, что привез детям гостинцы от их бабушки, и спросил, где работает «товарищ К.», — та женщина, которая раньше была его женой. Соседка назвала учреждение. Горенков оставил у соседки подарки и отправился в тот детский сад, куда новый «папа» водил его детей…

Одна из воспитательниц опознала его по предъявленной нами фотографии и пояснила, что этот человек с нездоровым цветом лица очень долго наблюдал за тем, как дети играют во дворе садика. Это показалось ей подозрительным, и она позвонила в милицию. Приехала дежурная машина. у Горенкова потребовали документы. Он предъявил паспорт. На вопрос, что он здесь делает и почему вообще находится в Курске, Горенков сказал, что такого рода вопрос неконституционен. Тогда он был задержан и отвезен в отделение милиции. Привожу выдержку из протокола допроса: «Почему вы находились неподалеку от детского сада, высматривая детей, и провели там более получаса?» — «Вы не имеете права задавать такой вопрос». — «Мы имеем право задавать любые вопросы». — «Тогда ответьте, почему вы брюнет?» Это было расценено как неуважение к должностному лицу, и Горенкова отправили в медвытрезвитель на анализ по поводу алкогольного опьянения. После того как его привезли из вытрезвителя с заключением, что следов алкоголя в организме нет, Горенков был отправлен в камеру, где провел ночь вместе с двумя жуликами, Сидоровым и Ратманом. Ночью произошла драка. Сидоров показывал, что Горенков якобы согнал Ратмана с нар, потому что их в камере было только двое. Поэтому он якобы был вынужден заступиться за друга. Той же версии придерживался и Ратман. Однако в дальнейшем, получив очную ставку, Сидоров и Ратман путались в показаниях, давали объяснения, исключающие одно другое, словом, лгали. Начальник городского управления милиции, который лично проводил расследование после того, как разыгралась трагедия, сообщил, что Сидоров и Ратман решили «поучить интеллигента», но когда тот дал им отпор, стали кричать, что их убивают. После этого Горенкова посадили в подвал, где он и пробыл до утра. Вызванный утром на допрос, он потребовал разрешения позвонить первому секретарю обкома в Загряжск. В этом ему было отказано. Выслушав его показания о том, что он смотрел на своих детей, начальник отделения пообещал разобраться во всем этом деле в течение семидесяти двух часов. В требовании вызвать представителя прокуратуры Горенкову было отказано, причем, кивнув на его туфли, из которых снова вытащили тюремные веревочки, заменявшие шнурки, дежурный заметил: «Права качать умеешь, птицу видно по полету». Лишь после того как Горенков потерял сознание — с остановкой пульса, — была вызвана «скорая помощь», которая и увезла его в больницу, в отделение реанимации. После первой медицинской помощи Горенков обратился к врачу Умновой и продиктовал ей телеграмму Каримову, попросив копию отправить мне, в Москву. А рано утром, во время пересменки, из больницы ушел. Мы смотрели его кардиограмму: сердце измотано, предынфарктное состояние.

Мне очень страшно рассказывать о той сцене, которая разыгралась на работе гр-ки К., бывшей жены Василия Пантелеевича. Он вызвал ее на проходную. Вахтер Дибичев показал, что он протянул ей цветы, но она выбила их у него из рук и чуть не силой вытолкала его на улицу, повторяя все время: «Ты не смеешь, уходи, уходи, зачем ты здесь, гадина?!» Дворник НИИ, в котором работает гр-ка К., слышал, как Горенков увещевал бывшую жену, говорил, что он ни в чем не виноват, что она не имеет права лишать его мальчиков, что он ни в чем ее не упрекает, но просит разрешения повидаться с ними. Невольный очевидец этого трагического разговора запомнил его молящие слова: «Скажешь мальчикам, что я их дядя, я согласен, не надо их травмировать, если они твоего мужа называют папой, но ты не вправе лишать детей отца». — «Какой ты отец? Отцы отдают себя семье! А ты?! Дон Кихот прибабашенный! Сколько я тебя молила?! Как я упрашивала тебя быть тише и незаметней?! Славы захотел?! Вот и получил славу! Мало еще тебе досталось! Мало!» Горенков просил К. не кричать так, говорил, что это ее же позорит, но она сказала, что если он посмеет пойти в детский сад, она сейчас же обратится в милицию…