Книга Небесный странник - Владимир Корн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Кухня, — решил я. — Несомненно, когда-то там располагалась кухня».
Как будто бы ничего на это не указывало: никаких тебе горшков и сковородок или плиты, но почему-то я был уверен в том, что там именно кухня. Наверное, потому, что сам расположил бы ее именно там.
— Поднимемся наверх? — спросил я у Николь.
Мы поднимались по широкой каменной лестнице. На мой взгляд, даже слишком широкой. Сделай ее вдвое уже, и в таком случае ширины будет вполне хватать, чтобы идти двоим рядом. Древние же, если и отличались от нас габаритами, то ненамного, так что для чего лестница именно такая, понять сложно — дом не слишком-то велик. Хотя понять Древних не удавалось еще никому, даже Коллегии, хотя она и занимается ими уже не один век. Но непонимание не мешает пользоваться найденными после Древних вещами.
Сбоку от лестницы, в стене, имелись углубления.
«Наверное, раньше туда вставлялись светильники, — решил я. — Уж слишком размеры подходят».
На всякий случай я заглядывал в каждое из углублений, в надежде что-нибудь найти. Понятно, что увеличивающей трубы там не обнаружишь, размеры не те, но что-нибудь мелкое, колечко или перстенек, вполне могло поместиться.
На втором этаже, в стене, противоположной входу в дом, оказались еще три двери. И все, больше ничего, даже трухи под ногами.
Николь подошла к одному из выходившему наружу окон с удивительно чистым стеклом, а я решительно открыл среднюю из дверей. Открыл, чтобы сразу же отступить назад и захлопнуть ее обратно. Я успел бросить только один взгляд внутрь комнаты, но хватило и его.
Вероятно, тысячелетия назад это комната представляла собой спальню, по крайней мере весь центр ее занимало огромное каменное ложе. И на ложе, обнявшись, лежали мужчина и женщина. Выглядели они даже не мумиями — мумиями мумий, до того успели иссохнуть. Увиденное поразило меня настолько, что мне сразу расхотелось осматривать оставшиеся две другие комнаты, будь они даже полны сокровищ Древних.
Казалось бы, ну что такого я увидел? Мумии людей, которые, вероятно, сразу же обратятся в прах, стоит только прикоснуться к ним пальцами. Что я, за свою жизнь не видел мертвецов? Или мало народу погибло у меня на глазах?
Первый раз это произошло, когда я был совсем еще сопливым мальчишкой. Тогда отец впервые взял меня с собой в море.
— Привыкай, — сказал он. — Когда мой отец, твой дед, взял меня с собой, я был еще младше. Хорошо это или плохо, но такой будет вся твоя жизнь. И чем раньше ты к ней привыкнешь, тем лучше для тебя.
Правда, ни тогда, ни позже он так и не объяснил — почему лучше?
Лодка принадлежала отцу, но вместе с нами на ней выходил в море сосед, я и имя-то его давно уже не помню. Единственное, что хорошо мне запомнилось, — взгляд, взгляд человека, которому отчаянно хочется жить, и перекошенный в крике рот, когда отец втаскивал его в лодку. Втаскивал уже безногого, из разорванного бока вслед за ним тянулись его внутренности, а сразу за бортом, стоит только протянуть руку, виднелись плавники акул и их зубатые пасти.
Хорошо помню, как первое время с криком просыпался много раз за ночь, потому что во сне именно мне акулы отгрызли ноги, и именно из моего бока вывалились кишки. И каждый раз рядом со мной оказывались отец или мать. Отец успокаивал меня, гладил по голове и едва различимо бормотал под нос проклятия. Уж не знаю, кому они предназначались. Мать прижимала к себе и убаюкивала, пока меня вновь не одолевал сон. Затем мои ночные видения исчезли, но полные мольбы глаза того человека, я хорошо помню до сих пор.
Видел я несколько раз и то, что остается от человека, выпавшего за борт небесного корабля. На моих глазах убивали людей в кабацких драках. Однажды в грудь стоявшего рядом со мной на палубе «Орегано» матроса угодило гигантское копье, выпущенное из баллисты. И до того мгновения, когда открыл двери в комнату, я почему-то считал, что поразить меня видом мертвого тела невозможно. Я ошибался.
Сколько я на них смотрел, перед тем как захлопнуть дверь? Два мгновения, три? Что за этот срок можно увидеть и понять? Оказывается, многое.
В тот момент, когда для этих людей все навечно закончилось, женщина прижималась к мужчине, и он ее обнял. Но обнял не так, как обнимают в порыве страсти, а так, когда знают, что сейчас наступит вечная темнота, и они оба отправятся в лучший мир, и он страстно не желает, чтобы она потерялась где-то по дороге к нему.
«Нет, не стать мне никогда охотником за сокровищами Древних, — размышлял я, — если две каких-то жалких мумии умерших тысячелетия назад людей произвели на меня такое впечатление».
Николь тоже выглядела очень задумчивой, и на мой вопрос «Возвращаемся на „Небесный странник“?» лишь молча кивнула.
— Николь, что с тобой? — поинтересовался я. Слишком уж она была не похожа на саму себя.
— Знаешь, Люк, — девушка посмотрела на меня полными печали глазами, — почему-то мне кажется, что я уже бывала здесь раньше. Причем не во сне, а в другой жизни. Так ведь не бывает?
Ее вопрос застал меня врасплох, и я лишь молча пожал плечами — что тут можно ответить?
Мы спустились по лестнице и подошли к входным дверям. Николь по-прежнему выглядела какой-то грустной, растерянной, даже потерянной.
«Ну вот, столько надежд у меня было на эту прогулку, и что в итоге?» — подумал я, толкнув дверь рукой.
Дверь не поддалась. Тогда я толкнул сильнее, но она по-прежнему не желала открываться. Не помогли и пара крепких ударов плечом. Произошло обратное: плечо пожелало больше не долбиться в дверь, и я с ним полностью согласился — больно.
— Придется прибегнуть к другому способу, — объявил я Николь, наблюдающей за моей борьбой с дверью.
Однажды, в портовом районе Диграна, Аделард ударом ноги выбил двери вместе с косяком. Тогда мы разыскивали пропавшего человека — Энди Ансельма (а кто бы мог еще им оказаться?), всерьез подозревая, что он попал в большие неприятности. Что, к слову, и оказалось, и мне даже пришлось оплатить долг Ансельма в полтора золотых нобля. Люди, которым он задолжал деньги, не имели ничего против, если мы заберем Энди, но только в том случае, если отдадим проигранные им деньги.
Откровенно говоря, мне тогда было больше жалко золота, чем ухо Ансельма, которое ему грозились отрезать в назидание за игру в кости на несуществующие деньги. В конце концов, ушей у него целых два, а золотой нобль был у меня тогда едва ли не единственным. Но зато именно тогда я и повстречался с Николь. Думаю, не слишком-то и большая плата — один золотой нобль, чтобы познакомиться с такой девушкой, как она.
Так вот, я хорошо запомнил, как именно Аделард ударил в дверь ногой — вкладывая в удар вес всего тела. Лард весит много больше меня, но и дверь тогда была намного толще, причем выбивать дверные косяки в мои намерения не входило.
Я взял Николь за плечи и отвел ее в сторону, чтобы не мешалась, и едва удержавшись от соблазна обнять ее — так замечательно она выглядела.