Книга Люди Кода - Павел Амнуэль

Если верить рассказу самого Ильи Кремера (см. архивные записи департамента Истории Исхода на Израиле-4), все обстояло достаточно просто. Он умер, и душа его стала частью сути Создателя, каковой и должна являться душа Мессии.

Ни историки, ни биологи, ни генетические реконструкторы этим рассказом удовлетвориться не могут (исключение, впрочем, составляют иудо-масоны с Израиля-5, но их мнение по любому вопросу, связанному с еврейской историей, отличается от общепринятого, как зима от лета).

Обычно исходят из достаточно очевидного: тело Мессии оказалось в пустыне Мартоха, поскольку Муса попросту не обладал большей энергетической конституцией. Могло быть и хуже. Это перемещение, поскольку произошло без согласия перемещаемого (Мессии), не могло не закончиться летальным исходом.

По-моему, проблема здесь вовсе не биологическая, и не физическая даже, а сугубо нравственная. Мне возражали: нравственность, дескать, не относится к свойствам и атрибутам материи, ею нельзя объяснить, скажем, восхода и захода солнца или перемещения материальных тел по мировым линиям. И это верно. Но ведь я не о том.

Попробую объясниться, тем более, что это необходимо для связности дальнейшего повествования.

Итак, Мессия оказался человеком случайным. Не гигантом духа, не гигантом мысли. Моше рабейну в свое время этими качествами обладал, что и позволило ему возглавить Исход из Египта, а впоследствии стать первым и, для своего времени, единственным человеком Кода.

Нравственно ли человеку средних достоинств руководить людьми, часто по всем показателям превышающими его уровень во много раз? Дозволено ли ему принимать решения? И, с этой точки зрения, не был ли более необходим миру поступок Мусы, устранивший Мессию в самый критический момент истории Исхода? Я отвечаю — да, поступок Мусы Шарафи оказался полезен. Значит, оправдан и с точки зрения морали?

Далее. Представьте, что Мессия не исчез, но продолжал возглавлять Исход. Не привело бы это к многочисленным трагедиям, которых в реальности удалось избежать именно потому, что Мессии не было на Земле в последовавшие после начала Исхода дни?

Короче говоря, если целесообразность чего-то, справедливость чего-то для блага данной популяции есть нравственность, то перемещение души Мессии из его тела, а тела — из пределов «обычного» четырехмерия, явилось актом сугубо нравственным, даже если его невозможно было объяснить биологическими законами.

Думаю, впрочем, что и законы биологии не были нарушены.

x x x

У И.Д.К. дрожали руки, и он окончательно понял, что лидер из него никакой. Господи, что он сделал, когда стоявшее справа от него дерево неожиданно изогнуло ствол и плюнуло в Андрея вязкой жидкостью, мгновенно превратившей мальчика в кокон? Андрюша даже не кричал, потому что, видимо, грудь ему сдавило, и малейшее движение причиняло боль.

Женщины опомнились первыми. Людмила бросилась к сыну и попробовала отодрать застывшую массу, а Дина начала кричать, и, что вовсе лишило И.Д.К. способности понимать происходившее, дерево, плюнувшее в Андрея, сразу же выпрямило ствол, ветви вздернулись вверх, будто солдат на плацу поднял в приветствии свою винтовку.

Они отнесли Андрея к реке, мальчик молчал, только смотрел странным взглядом, вязкое вещество пришлось скрести ногтями и оттирать ладонями. Потом Людмила сняла с него одежду и начала мыть ее в реке, а Дина обняла Андрея, прикрывая от прохлады, что-то сказала ему, тот кивнул, и тогда Дина обратилась к И.Д.К.

— Илюша, — сказала она, — отсюда нужно уходить. Андрюша так чувствует, и я тоже.

— Куда? — пробормотал И.Д.К. — Нам нужно к людям. А где они?

— Спроси у Люды, она знает.

Людмила разложила мокрую одежду на траве. Вопрос она слышала — в тишине звуки разносились будто влекомые ветром шарики одуванчиков.

— Никого нет, — сказала она. — Вы что, сдурели? Как люди могут прибыть на такое?

— С Земли уже ушли миллионы! — воскликнул И.Д.К., начиная, впрочем, догадываться о смысле происходившего; полгода, прошедшие на Земле, уместились здесь в несколько часов. Значит, и обратное не исключено — полгода здесь и миг для тех, кто уже отбыл с Земли, но еще никуда не прибыл. Или попал на промежуточную планету — вроде той, где побывала Дина или где был он сам. И действительно ли именно эта планета, Саграбал, является конечной целью? Моше водил свой народ по пустыне сорок лет. Точнее, Творец водил Моше и его народ, не позволяя достичь конечной цели. А сейчас? Где наша пустыня? Здесь? Или в тех мирах, которые оказались на пути? Знать бы. Так ведь и Моше не знал, и народ его не знал тоже — они воображали, что не сегодня, так завтра все кончится, и откроется им земля, текущая молоком и медом.

Тело Йосефа, которое так и пролежало несколько часов в траве, перенесли на пригорок. Лицо мертвеца оставалось спокойным, будто он знал, что именно с ним делают и был доволен. Людмила старалась на лицо не смотреть, ей сказали, что Йосеф умер еще вчера, и ей представлялось, что тело уже начало разлагаться, ведь тепло. Йосеф был холоден, но будто живой. У Людмилы даже мелькнула мысль, что он спит — летаргический сон, так ведь бывает, — и им не хоронить его нужно, а нести с собой. Или оставить здесь, а потом вернуться.

Людмила улавливала обрывки мыслей, но складывать их не было сил. Или лень. Или просто не хотелось — чужие мысли все-таки. Она оказалась здесь для того, чтобы встретиться с Ильей. Они должны быть вместе. Нет, не вместе, это невозможно и не нужно. У Ильи есть эта женщина, Дина. А у нее есть и будет Мессия. Но бывший муж должен быть рядом — как были рядом с Моисеем Авраам, Иаков и еще кто-то, чьи имена Людмила забыла напрочь. А может, рядом были не они? Впрочем, это неважно.

Обретя Илью, она должна теперь найти Мессию, выполнившего свою миссию.

Ладони стали грязными, на них налипли песчинки, да и одежду не удалось уберечь от темных, будто ржавых, пятен. Людмила сбежала к ручью (тропинка-трава опережала ее на шаг) и погрузила в воду руки. Она слышала, как вслед за ней сбегают к воде Илья с Диной, но не обернулась — смотрела в воду, как в зеркало, видела свое довольное лицо (действительно довольное, даже странно), темное пятно грязи на правой щеке (так, ототрем, и водой его, водой…), и надпись небесная тоже отражалась, и ее легко можно было прочитать. Ивритские буквы, ивритское слово:

МИДБАР

— Пустыня! — перевела Людмила на русский и поболтала рукой в воде. Надпись заколыхалась, исчезла на мгновение, но поверхность успокоилась быстро, и слово возникло вновь. И.Д.К. плескался с шумом — снял рубашку, закатал брюки, мог бы и снять, Господи, все свои, Дина вот не стесняется, разделась по пояс, юбку подняла выше колен, а груди у нее красивые, Илюша недаром прельстился.

— Илья, — позвала Людмила. — Хватит плескаться. Посмотри на отражение.

Не дошло сначала. И.Д.К. испытывал сейчас странное детское ощущение — сбежал с уроков, даже в кино не пошел, махнул на Москву-реку, к стадиону, где пляж, жара, вроде и стыдно немного, не привык нарушать дисциплину, но в то же время распирает грудь какая-то бесшабашность, и все выглядит простым и предсказуемым, в том числе взбучка от мамы и завтрашний разговор с директором. Ну и что? Плевать!