Книга Иствикские ведьмы - Джон Апдайк

Дом тоже казался счастливее от его посещения, перед тем как наступит вечная разлука. В это ветреное и влажное время года балки и половицы переговаривались между собой, поскрипывали, а оконная рама, когда Александра повернулась к ней спиной, вдруг мелко задребезжала, как будто неожиданно вскрикнула какая-то птица.

Александра пообедала вчерашним салатом – раскисшими листьями латука, плавающими в холодном растительном масле. Нужно худеть, иначе все лето она не сможет надеть купальник. Еще один недостаток Джо – он прощал ей ее полноту, как те первобытные люди, что превращали жен в тучных пленниц, горы черной плоти, ожидавшие их в соломенных хижинах. Александра почувствовала, что уже похудела, облегченная любовником. Интуиция подсказала, что сейчас зазвонит телефон. Он зазвонил. Должно быть, Джейн или Сьюки, возбужденные своими злобными намерениями. Но из прижатой к уху трубки раздался высокий молодой голос, напряженный от робости, – мешочек страха, пульсирующий теперь в мембране, как горло лягушки.

– Александра, вы меня избегаете.

Это был голос, который Александра хотела услышать меньше всего на свете.

– Ну, Дженни, мы хотели дать возможность вам с Даррилом побыть вдвоем. Мы слышали, у вас есть новые друзья.

– Да, есть, Даррилу нравится то, что он называет вводом информации. Но это совсем не похоже на то, как… было с вами.

– Ничто не повторяется, – сказала Александра. – Ручей течет, птенец, вылупляясь, разбивает яйцо. Так или иначе, у тебя все прекрасно.

– Да нет, Лекса. Что-то совсем не так.

Ее голос в воображении этой более зрелой женщины поднимался к ней, как лицо, которое нужно вытереть – на щеках были песчинки.

– С тобой? Что-то случилось? – Собственный голос был похож на просмоленную парусину или на огромный брезент, его стелют на землю, а он вздувается пузырями в тех местах, куда попал воздух, мягкой волной пустоты.

– Я все время чувствую себя усталой, – сказала Дженни, – и у меня нет аппетита. Подсознательно я так голодна, что все время мечтаю о пище, но, когда сажусь за стол, не могу заставить себя есть. И еще. Боли приходят и уходят ночью. Все время у меня течет из носа. Это действует на нервы, Даррил говорит, что по ночам я храплю, со мной никогда этого раньше не случалось. Помните, я пыталась вам показать уплотнения, а вы не находили их?

– Да, смутно помню.

Ощущения от тех случайных поисков ужасно отдались у нее в кончиках пальцев.

– Так вот, их стало больше. В… в паху и на голове, за ушами. Ведь там лимфатические узлы?

Уши у Дженни не были проколоты, и она все время теряла маленькие клипсы в ванной комнате, на черном кафеле среди подушек.

– Право, не знаю, дорогая. Тебе стоит показаться врачу, если это тебя беспокоит.

– Я была. У доктора Пэта. Он отправил меня на обследование в Уэствикскую больницу.

– А обследование что-нибудь выявило?

– Сказали, что в общем нет, но потом захотели, чтобы я дообследовалась. Они все такие уклончивые и важные и говорят с тобой таким дурацким голосом, будто ты непослушный ребенок, который может описать их туфли, если не держаться на почтительном расстоянии. Они меня боятся. Боятся проговориться, что я очень больна. Они говорят что-то вроде того, что количество белых кровяных телец «чуть-чуть выше нормы». Знают, что я работала в большом городе в больнице, и потому держат со мной ухо востро, но мне ничего не известно о системных заболеваниях. В основном я видела переломы и желчные камни. Все бы пустяки, если бы по ночам я не чувствовала, что что-то не так, что-то во мне происходит. Меня без конца расспрашивают, не подвергалась ли я радиации. Ну, конечно, я работала у Майкла Риса, но они так осторожничают, надевают на тебя свинцовый фартук и сажают в будку с толстым стеклом, когда включают аппарат. Все, что я могла вспомнить, так это, когда я была маленькая, до переезда в Иствик, мы еще жили в Уорвике, мне очень часто делали рентген зубов, когда их выправляли. Когда я была девочкой, у меня был ужасный рот.

– Сейчас у тебя хорошие зубы.

– Спасибо. Это стоило папе денег, которых у него на самом деле не было, но ему хотелось, чтобы я была красивой. Он любилменя, Лекса.

– Уверена, что любил, дорогая, – сказала Александра, сдерживая голос; воздух раздувал брезент, бился под ним, как дикий зверь, сотворенный ветром.

– Он меня так любил, – выпалила Дженни. – Как он мог сделать такое, повеситься? Как мог он оставить нас с Крисом одних? Даже если бы он сидел в тюрьме за убийство, было бы лучше. Ему не дали бы большого срока, тот ужас, что он сотворил, нельзя было продумать заранее.

– У тебя есть Даррил, – сказала ей Александра.

– И есть, и нет. Знаете, какой он. Вы знаете лучше меня, мне следовало поговорить с вами, я поспешила. Может, с вами ему было бы лучше. Он внимательный, любезный и все такое, но мне он как-то не подходит. Мыслями он всегда где-то далеко, наверно, занят своими проектами. Александра, пожалуйста, позвольте мне прийти и поговорить. Я долго вас не задержу, правда. Мне просто нужно, чтобы вы меня… коснулись, – заключила она, голос ее отдалился, затих почти насмешливо, озвучив эту последнюю откровенную просьбу.

– Дорогая, не знаю, чего ты хочешь от меня? – решительно солгала Александра, стремясь все сгладить, стереть из памяти лицо, приблизившееся к ней настолько, что стали видны песчинки. – У меня нет никаких обязательств перед тобой. Честное слово. Ты сделала свой выбор, и я тут ни при чем. Все прекрасно. У тебя своя жизнь, у меня – своя. Теперь я не могу быть частью твоей жизни. Просто не могу. Меня на это не хватает.

– Сьюки и Джейн может не понравиться, если мы встретимся, – предположила Дженни, чтобы дать разумное объяснение бесчувственности Александры.

– Я говорю только о себе. Я не хочу теперь больше связываться с тобой и Даррилом. Желаю вам всех благ, но ради самой себя не хочу тебя видеть. Это было бы слишком болезненно, говоря откровенно. Что касается твоих недомоганий, мне сдается, что тебя мучает собственное воображение. Во всяком случае, ты под присмотром врачей, которые могут сделать для тебя больше, чем я.

– Ох. – Далекий голос сжался до размеров точки и зазвучал механически, как в телефоне-автомате. – Я не уверена, что это так.

Когда Александра положила трубку, руки у нее дрожали. Все знакомые уголки в доме и мебель, казалось, отступили от нее в своей безгрешности и в то же время остались на своих местах. Она прошла в мастерскую, взяла там один из стульев, старый виндзорский стул со стрельчатой спинкой и сиденьем, испачканным красками, сухим гипсом и мягкой глиной, – и принесла его в кухню. Поставила стул под высокой кухонной полкой, встала на него и потянулась, чтобы достать завернутый в фольгу предмет, спрятанный там по возвращении от Джейн в тот апрельский день. К своему удивлению, она ощутила тепло в пальцах: под потолком скапливается теплый воздух, в этом все дело, подумала она про себя. Услышав ее движение, прибрел из своего угла Коул, и она должна была запереть его в кухне, иначе он вышел бы следом за ней из дома и решил, что сейчас начнется его любимая игра, когда она что-то бросает, а он приносит.