Книга Крик коростеля - Владимир Анисимович Колыхалов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вот такие у нас с тобой пироги, — говорил Погорельцев Сербину у машины, уже разогретой, работающей, готовой взять с места и покатить. — Петра Петровича нет. Но он обо всем договорился с этим егерем, с Мышковским. Есть резон ехать к нему, все выяснить.
Они расспросили встречного о здешнем егере, и тот сказал, что от гостиницы надо ехать налево по улице до конца, там повернуть снова налево, в проулок, и рулить до крайнего дома.
— Дом-то богатый? — спросил прохожего Погорельцев, в душе настроенный против Дениса Мышковского.
— Нет, не хоромы, — ответил встречный. — Ставни глухие, ворота кривые!
— Лень, что ли, починить? — хохотнул Погорельцев.
— А кто его знает!
Встречный пошел себе дальше. Был он слегка под хмельком, и Сербин заметил:
— Мужик пышкинский под стать мужику камаринскому! Смотри-ка, идет и штанишки подергивает!
Посмеялись — умолкли. Пока все складывалось для них невесело. Сидели в машине, обдумывали.
— А я полагал, что у Дениса дом не хуже, чем у Бориса, — рифмованно произнес Погорельцев.
— Я тоже такого же мнения был, — кивнул Сербин. — Егеря, лесники обычно не обижают самих себя.
— Я давеча, слушая Пантелея Афанасьевича, нарисовал образ Дениса Амосовича, — оказал Погорельцев.
— И каким же тебе он представлялся?
— Здоровым, как братец его, плутоватым. А питается только лосятиной в разных видах, пьет водку и запивает голимым медвежьим жиром!
— Вкусно! — рассмеялся Сербин. — И живописно! — Владимир Изотович продохнул. — Мы второй день живем натощак. Кофе есть кофе. Может, дернем сначала в столовую?
— Потом, потом. Найдем сперва этого супостата…
Дом егеря отыскали легко. И дом этот был в самом деле убогий: обыкновенный черный домишко под замшелой тесовой крышей, рядом — кривобокий сарай, подпертый поленницей березовых дров, навес, зияющий щелями, сквозь которые сыпался снег, так и не переставший за ночь. На цепи сидели две рыжих лайки и дружно, взахлеб, принялись гавкать на вошедших чужаков.
— Грызть кости задарма не хотят! — заметил Погорельцев.
На стук в сенную дверь долго никто не отзывался. Потом кто-то выступил из избы в сени, послышались тяжелые сбивчивые шаги, нарочито громкое покашливание, невнятное раздраженное бормотанье и хриплый спросонья голос:
— Кого черт принес спозаранок?
— Мы к вам по делам охоты — с лицензией, — четко сказал Погорельцев, назвал себя и Сербина. — Кошелев, — с вами о нас разговаривал?
— Что-то было такое… Сейчас отворю.
С оплывшим лицом и растрепанными волосами, небритый — таким предстал перед ними егерь Мышковский. От него разило перегаром. Близко посаженные глаза смотрели туманно, тускло. Он засунул пятерню в расстегнутый ворот рубахи, зевнул и стал усердно чесать волосатую грудь.
— Черт… не выспался… Вчера мотался на станцию. Жена с дочерью в город поехали погостить. От Пышкина станция в стороне, поезд проходит ночью… Устал!
— Нас тоже дорога измучила — сплошной гололед, — заговорил Погорельцев. — Ждали погоду, а ее нет. Отпуск кончается, решили отправиться на ночь глядя. Ничего, добрались… А что с Кошелевым — прижало сильно?
— Не знаю, — неохотно ответил Денис Амосович. — Я слышал, он должен на повышение пойти — директором свинокомплекса. Поголовье — десятки тысяч! Не надо и на охоту бегать.
— Если это правда, то мне Петра Петровича жаль, — сказал Сергей Васильевич. — С его-то честностью и с его-то здоровьем брать на себя такую обузу…
— Сдюжит. Мужик он жилистый… Проходите, усаживайтесь. Завтракали?
Гости сказали, что сыты, благодарят.
— Вам хорошо, а тут хоть сдохни. — Егерь зажмурился, замотал головой.
Погорельцев выразительно глянул на Сербина. Тот быстро сходил к машине, принес колбасы, банку рыбных консервов в масле, бутылку водки.
— Вот это по-нашенски! — взбодрился егерь. — Мой котелок гудит с пережору.
Он шлепнул ладонью по темени, встал и расправил плечи. На столе появились огурцы и капуста, кусок сохатины. Хозяин сам настрогал, посолил, поперчил. Колбасу резал Сергей Васильевич, бутылку откупоривал Владимир Изотович. Когда стол был накрыт, Сербин налил в два стакана, себя обошел.
— За рулем, — пояснил он хозяину.
Денис Амосович безмолвствовал, взгляд его приковался к стакану, руки вздрагивали на кромке стола. У него был вид дрессированного, но старого льва, которому предстояло, ради спасения собственной шкуры, проскочить сквозь пылающий обруч. Гости поняли, что пышкинский егерь зело пристрастен к спиртному.
— Ну, дернем! — крякнул Мышковский и махом опорожнил свое.
Погорельцев лишь отглотнул.
— Чего так? — нахмурился егерь. — Зло оставлять не годится.
— С утра не лезет, — поморщился Сергей Васильевич. — А насчет зла… Мы не злые.
— С незлыми, нежадными легче договориться… Вот стерва! Так по жилам и потекла согревательно!
Мышковский стал закусывать луком и строганиной, аппетитно ужевывал хлеб, тыкал вилкой в капусту и огурцы. Лицо его постепенно освобождалось от тяжкой натуги, угар выветривался, на небритых, словно испачканных щеках проступил румянец жизни.
Сербин заваривал чай на газовой плите. Погорельцев незаметно поглядывал на егеря, сравнивал его с Борисом Амосовичем. Общего между братьями хватало: даже разница в возрасте внешне не отдаляла их. Покрой был один, только Денис облысеть не успел. Погорельцев не переставал про себя удивляться: надо же случиться — старший Мышковский со взяткой к нему подкатывался! Ни сном, ни духом об этом не ведал. Еле отделался. Плюнуть, забыть, но нет же — угодно было судьбе столкнуть с младшим брательником. Будто насмешка какая, чертова каверза! Разве можно было предположить подобный поворот? Невероятно, ан — вот он, похмельный мученик, сидит перед ними, пьет водку, жует строганину — уже кто-то стрельнул лосишку, приволок егерю с угодливостью. Толковал же сегодня Пантелей Афанасьевич, что Денис Амосович сам на охоту не ходит, а только «бразды держит». Яким бородатый, что за причуды бывают в жизни, что за ирония!..
— Денис Амосович, вот полномочия наши, — перешел к делу Погорельцев. — Охотничьи билеты, путевка, лицензия. Как нам быть дальше? Нужен охотник с собаками.
— О собаках договоримся. — Егерь поднял глаза к потолку, они закатились — стали видны одни белки с набухшими кровяными прожилками. — Собаки… найдутся, — повторил хрипловато и потрогал ребром ладони кадык. — Уф, отпускать начинает! Работа такая: приезжают, уезжают. Наливай, пей, мимо рта не проноси. Едой спасаюсь! Как выпью, так ем. Другие в застолье хватаются за папиросу, а я за шмат сала. Вы, смотрю, тоже не коптите легкие. От курящего — вонь. Для охотника это плохо: зверь далеко чует и убегает.