Книга Пятая авеню, дом один - Кэндес Бушнелл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А традиционные семейные прогулки! Катание на катке «Уолмен» («Сейчас я тебя поймаю, Сэмми!» — заученно кричала Минди, гоняясь за сыном на коньках и заставляя его краснеть; Джеймс наблюдал за ними, стоя в сторонке), посещение «Щелкунчика» в «Нью-Йорк-Сити балет». Сэм уже три года пытался уклоняться от этих увеселений под тем предлогом, что уже вырос, но Минди ничего не желала слушать. Когда на сцене вырастало дерево, возникала фантастическая лесная поляна, вся в снегу, она даже пускала слезу. Сэм сползал в кресле, но был бессилен что-то изменить. После спектакля они ездили в Чайнатаун, где Минди настаивала на туристическом поведении: требовала, чтобы семья восторгалась вместе с ней золотым драконом из папье-маше длиной шестьдесят футов, привезенным в разобранном виде на Манхэттен в конце семидесятых годов. Она каждый раз заказывала там блюдо под названием «Муравьи ползут по дереву» (это была всего-навсего говядина с брокколи) и всегда с удовольствием объясняла Джеймсу и Сэму, что не может устоять перед этим названием.
В этом году все было как обычно, за исключением одного маленького отличия: у Сэма появился секрет.
Перед самым Рождеством случайная реплика швейцара Роберто подсказала Минди, что Сэм побывал в квартире Райсов наверху, помогал Аннализе чинить компьютер. Обычно Сэм обсуждал с ней такие события, но вот наступило Рождество, а Сэм так и не раскололся. Это было очень странно, Минди даже поделилась своим недоумением с Джеймсом.
— Почему он врет? — удивлялась она.
— Какое же это вранье? Он не сказал тебе, вот и все. Это разные вещи, — невозмутимо сказал Джеймс.
За обедом в Чайнатауне, в ресторане «Шун Ли-Вест», Минди решила, что с нее довольно.
— Ты ничего не хочешь мне рассказать, Сэм? — спросила она.
Сэм вздрогнул, но сразу взял себя в руки. Он догадался, что она имеет в виду. Надо было попросить Роберто помалкивать! В их доме все ужасные болтуны! Лучше бы занимались своими делами и не лезли в чужие.
— Ничего, — ответил Сэм, спешно набивая рот креветочными клецками.
— Роберто обмолвился, что перед Рождеством ты поднимался к Райсам.
— Вот ты о чем! Ну да! Эта леди, как ее там, никак не могла запустить компьютер.
— Пожалуйста, не называй женщин «эти леди». Всегда говори о женщинах «женщины».
— Хорошо, — согласился Сэм. — У этой женщины возникли проблемы с подключением к Интернету.
Минди пропустила сарказм мимо ушей.
— И все?
— Все! — заверил ее Сэм. — Клянусь!
— Я хочу услышать все подробности, — не унималась Минди. — Мне надо знать, нет ли в этой квартире чего-то нового, каких-нибудь изменений.
— Все как обычно, квартира как квартира, — заверил ее Сэм, пожимая плечами.
Сэм не рассказал Минди о том случае по одной простой причине: он еще не научился убедительно врать матери. Рано или поздно она бы у него выведала, что Аннализа Райс оставила ему ключи, а затем настояла бы, чтобы он отдал их ей, — и непременно наведалась бы в квартиру.
Именно к этому все теперь и шло.
— Сэм, — обратилась Минди к сыну лукавым тоном, когда они вернулись домой, — что ты от меня скрываешь?
— Ничего, — не сдавался Сэм.
— Почему ты так странно себя ведешь? Ты что-то видел. Аннализа Райс предупредила тебя, чтобы ты мне об этом не рассказывал. О чем?
— Ни о чем. Она просто дала мне ключи от двери, вот и все! — выпалил он.
— Отдай их мне! — потребовала Минди.
— Не отдам, — попробовал упереться Сэм. — Она оставила ключи мне, а не тебе. Если бы она хотела, чтобы ключи были у тебя, то тебе и отдала бы.
Минди оставила вопрос открытым до утра, когда снова принялась за сына:
— Я глава домового комитета, моя обязанность — следить, чтобы в этой квартире не происходило ничего дурного.
— Дурного? — переспросил Джеймс, отрываясь от тарелки с хлопьями. — В нашем доме всего дурного — одна ты.
— К тому же у них есть прислуга, вдруг она в квартире? — нашелся Сэм.
— Нет, она уехала на праздники к себе в Ирландию, — сообщила Минди. — Мне сказал об этом Роберто.
— Хорошо, что Роберто не работает на службу национальной безопасности, — бросил Джеймс.
— Ты мне поможешь, Джеймс? — спросила Минди.
— Нет, не помогу! — отрезал Джеймс. — Не собираюсь ввязываться в незаконные дела. А ты, Сэм, лучше отдай матери ключи, иначе в доме не наступит мир.
Сэм нехотя подчинился. Минди тут же след простыл: она поехала на лифте в пентхаус.
По пути наверх она вспоминала, как ее не включили в число счастливчиков, приглашенных в квартиру миссис Хотон на чай. Ее даже на ежегодное празднование Рождества не звали. Несмотря на положение Минди в доме, миссис Хотон ее игнорировала — хотя, говоря по справедливости, когда семья Гуч сюда въехала, миссис Хотон уже было под девяносто лет и она почти не покидала квартиру. Лишь изредка спускалась с небес вниз, как ангел (или как какая-нибудь греческая богиня), к обычным смертным. Она выходила из лифта в собольей накидке, вся в бриллиантах и в жемчугах — по слухам, она всегда носила только настоящие драгоценности, потому что уверенность в своей славе и безупречной репутации позволяла ей — может, и опрометчиво — не опасаться ограбления. Она гордо представала перед соседями, как генерал перед войском. Сиделка или горничная звонила вниз, предупредить, что ее величество спускается, и когда кабина лифта достигала нижнего этажа, миссис Хотон встречали самое меньше двое швейцаров, подручный и комендант. «Разрешите вам помочь, миссис Хотон!» С этими словами комендант вел ее под руку к старинному лимузину. По случаю выхода миссис Хотон Минди очень старалась оказаться рядом и, из принципа не желая никому кланяться, все же ловила себя на поклоне этой старухе.
«Миссис Хотон! — робко бормотала она и, не отдавая себе отчета, почтительно кивала. — Я Минди Гуч. Живу здесь и вхожу в домовый комитет».
Было понятно, что миссис Хотон понятия не имеет, кто это такая, однако она никогда не показывала своего недоумения.
«Да, моя дорогая! — восклицала она, словно признавала в Минди родственницу, с которой давно мечтала снова увидеться, даже дотрагивалась до ее руки. — Как поживаете?»
Но в нормальный разговор это никогда не выливалось: прежде чем Минди успевала придумать, что еще сказать, миссис Хотон направлялась к двери.
А теперь вместо обходительной миссис Хотон в триплексе поселился этот презренный Пол Райс. Минди впустила его в дом, поэтому считала себя вправе разгуливать по его квартире. Она подозревала, что Пол Райс вовлечен в какие-то незаконные, гнусные делишки. Ее долгом было защитить остальных жильцов.
Ей пришлось повозиться с ключами — электронными, что само по себе являлось нарушением правил дома. Наконец дверь открылась, и она буквально ввалилась в квартиру. Минди не разбиралась в искусстве («В этом городе нельзя разбираться во всем, иначе не будет времени чего-либо достигнуть», — написала она недавно в своем сетевом дневнике), поэтому не удостоила вниманием лесбийскую фотографию. В гостиной было мало мебели — то ли такова была концепция дизайна, то ли ее еще не закончили обставлять. Передвижная абстрактная композиция из папье-маше, изображавшая скорее всего автомобили, заслоняла камин. «Детские игрушки!» — подумала Минди, передернула плечами и отправилась в кухню. Но и там ее ждало разочарование: очередная кухня в стиле «хай-тек» с мраморной столешницей и ресторанными кухонными принадлежностями. Она заглянула в комнату домработницы — безликое помещение с узкой кроватью и плазменным телевизором. На кровати громоздились подушки. Приподняв уголок пухового покрывала, Минди разглядела марку постельного белья — Pratesi. Это ее немного разозлило. Эти люди определенно любили транжирить деньги. У них с Джеймсом такое белье было уже десять лет, они приобрели его на распродаже в универмаге Bloomingdale’s. Минди поднялась наверх, миновала две пустые спальни, ванную. Вот и кабинет Аннализы. На книжной полке стояло несколько фотографий в рамках — вероятно, единственные во всей квартире предметы с личным отпечатком ее жильцов. На одной, большой и сентиментальной, красовались Аннализа и Пол в день их свадьбы. На Поле был смокинг, он выглядел более худым, чем теперь. Аннализа выходила замуж в маленькой бисерной тиаре с кружевной вуалью. Вид у них был счастливый — но кто выглядит по-другому на собственной свадьбе? Тут же стояли снимки Пола и Аннализы на чьем-то дне рождения, в бумажных колпаках; была еще фотография Пола и Аннализы с родителями — судя по всему, ее — перед таунхаусом в Джорджтауне; другие фотографии: Пол в байдарке, Аннализа на ступеньках площади Испании в Риме. Все выглядело до того банально, что Минди даже испытала разочарование.