Книга Малый апокриф (сборник) - Андрей Михайлович Столяров

проблеска не было в пещере, но я все это очень хорошо видел. До подробностей, до мельчайших деталей. Наверное, помогало то самое «внутреннее зрение», которым я видел город. Между прочим, город я сейчас видел тоже. И без всяких затруднений мог бы указать место, где я нахожусь. Прямо под Садом, метрах в пятидесяти от моста. Я даже видел карикатурные мелкие фигурки солдат, постепенно затягивающих уже не нужное оцепление. Впрочем, я все это не видел, а скорее угадывал. Масштабы были смещены. Меня не отпускала каменная хрустящая боль. Люди в одежде из древесной коры подняли руки. — Встань и покажи миру свое лицо… — пели они. Голоса дрожали, звуки были хрипящие. Тяжелый колокольный удар прокатился в пещере. А за ним — такие же тяжелые — второй и третий. В центре медного надраенного листа вспыхнул венчик огня. Вероятно, под ним находилась скрытая газовая горелка. Я увидел, что двое солдат наверху, огибая изрытости, приблизились к подземному ходу, посмотрели в него и заговорщически переглянулись. Солдаты — тоже люди. Умирать им не хочется. Я чувствовал себя очень скверно. Прежде всего потому, что не мог ни вздохнуть, ни пошевелиться. Мне по-прежнему казалось, что все тело мое состоит из земли. — Встань и яви свое лицо миру… — гнусавили дьяконы. Или как там они назывались. Не знаю. Еще какие-то люди, по-видимому, их помощники, бросали на раскаленный медный лист кучу разных предметов. Набор был довольно странный: детская кукла, разорванный старый башмак, пара книг, скомканные денежные купюры. Это, вероятно, что-то символизировало. Отказ от цивилизации или что-нибудь в этом роде. Тоже — не знаю. Думать об этом было некогда. Едкий горячий дым пополз в пещере, постепенно распространяясь по всей ее ширине. Запах был отвратительный. Но мне вдруг стало немного легче. В самом деле. Я теперь мог двигаться и дышать. Точно треснула и сползла с груди какая-то тяжесть. Я попробовал согнуть руку в локте. Тут же послышался шорох осыпающейся земли. На одной из стенок пещеры образовалась глубокая трещина. Две подпорки, стоящие там, переломились, как спички, и весь вспученный мягкий пласт с тяжелым вздохом осел. Звякнул в последний раз и умолк засыпанный колокол. Безобразно скоробившись, перекосился алтарь. Надрывающийся фальшивый хор как обрезало. — Возьми, возьми меня!.. — закричали разнообразные голоса. Люди ползли ко мне на коленях, протягивали ладони. Видимо, осуществлялся религиозный обряд. А вокруг меня билось что-то холодное и несообразное. Сокращалось, растягивалось и сокращалось опять. Именно оно и придавало мне силы. — Что это? — шепотом спросил я. Тут же вновь зашуршала осыпающаяся кровля. Потому что мой шепот вдруг раскатился, как гром. — Это — ваше сердце, — сказал профессор. Он каким-то образом оказался рядом со мной. — Неужели вы до сих пор не поняли? Не поняли? Ведь вы и есть — Зверь…

Меня поторапливали: Давай-давай!.. — Народ по коридору шел довольно густо. Честно говоря, я не ожидал, что будет столько народу. Стрелки настенных часов показывали три минуты четвертого. Совещание в актовом зале, наверное, уже началось. Но я все-таки заскочил в закуток перед секретариатом и, не обращая внимания на удивленно выпрямившуюся Лелю Морошину, не здороваясь, не говоря ни слова, повернул к себе черный городской аппарат.

К счастью, телефон сегодня работал. Маргарита сразу же схватила трубку.

— Ну как? — спросил я.

— Звонили еще два раза, — ответила Маргарита. — То же самое: сплошные угрозы и брань. Если я тебя не представлю, то обещают со мной разделаться. Слушай, я боюсь оставаться одна…

По голосу чувствовалось, что она еле сдерживается. Скрипнув зубами, я покосился на Лелю. Леля кивнула мне и ослепительно улыбнулась. Она прислушивалась к разговору и не считала нужным это скрывать.

Впрочем, она была по-своему права. Я отвернулся. Маргарита ждала, и в трубке было слышно ее частое сорванное дыхание.

— Пожалуйста, не волнуйся, — сказал я ей. — Ты им не нужна. Им нужен — я. Только не выходи на улицу. Дверь крепкая, ломать они не станут. Занимайся своими обычными делами. И прошу тебя, не звони сюда.

— Ты придешь ночевать? — спросила Маргарита.

— Нет, — ответил я.

И повесил трубку.

Мне было как-то не по себе. Голос у Маргариты был чрезвычайно обеспокоенный. Конечно, трогать ее не станут. Она им действительно не нужна. Им нужен я. Маргарита — это только приманка. Но ведь кто их знает. Случиться может все, что угодно.

Я нервничал.

Леля в упор смотрела на меня.

— Плохо? — спросила она.

— Плохо, — согласился я.

— Не расстраивайся, — сказала Леля. — Скоро будет еще хуже.

Я вдруг заметил, что она вовсе не улыбается. То есть улыбается, но через силу. А в глазах у нее стоят блестящие светлые слезы.

Она сказала:

— Он ничего не хочет слушать. Абсолютно ничего. Лезет на рожон. Прямо сумасшедший какой-то. Ни капли здравого смысла. Он уже успел поссориться с генералом Сечко. Ну зачем, скажи пожалуйста, он с ним поссорился? Он думает, что он незаменимый. Он ошибается. В конце концов, его просто убьют…

Она всхлипнула.

Я наклонился и поцеловал ее в щеку, пахнущую духами.

— Все будет хорошо.

— Ну тебя к черту! — сказала Леля.

В зале я устроился в одном из последних рядов. Я не собирался высиживать здесь до конца совещания. Совещания мне осточертели. Сколько уже собиралось таких совещаний. И что толку? Народу было действительно много. Вероятно, на этот раз удалось вытащить почти всех. Присутствовал даже Куриц. Он сидел сбоку и что-то читал — быстро-быстро перелистывая страницы толстенного фолианта.

Докладывал генерал Харлампиев.

Обстановка в городе остается исключительно напряженной, сказал он. С одной стороны, она немного стабилизировалось, потому что после так называемой эвакуации ощутимо уменьшилась численность населения в городской черте, одновременно были подброшены из области дополнительные подразделения, и теперь санитарные кордоны надежно блокируют весь периметр. Прорвать оцепление изнутри практически невозможно. Также невозможно прорвать оцепление и снаружи. Здесь мы можем быть совершенно спокойными. Но, с другой стороны, чрезвычайно ухудшилась ситуация в самом городе. Три последних «прорыва истории» имели печальные результаты. Город фактически разделился на сектора. И если с «Николаевским сектором», в котором имеются значительные войсковые соединения, договориться, в общем-то, удалось, император в определенной мере пошел нам навстречу, если «Блокадный сектор» в настоящий момент серьезных опасений не вызывает, так как в силу своей специфики он не располагает большими людскими ресурсами, то образовавшийся недавно «Сектор Петра» сразу же стал источником катастрофических неприятностей. Петр, если только он существует, ни на какие переговоры не вдет, окружение его относится к нам враждебно, деловых контактов с ними установить не удалось. Более того, не соблюдается соглашение о