Книга Шторм. Отмеченный Судьбой - Екатерина Беспалова

чёрт-те что. Наши дети ведь не могут быть долбаными наркоманами?! – Во взгляде сквозило отчаяние. – Я провёл бессонную ночь, утопая в собственных чёрных мыслях, и едва дождался утра, чтобы поделиться этим с тобой.

– Вадим, ты сходишь с ума, – попыталась успокоить его Оксана Владимировна, коснувшись ладонью колючей щеки. – Остановись. Не накручивай себя, иначе окажешься загнанным в угол и наломаешь дров. Прежде чем обвинять кого-то, нужно убедиться…

– Доброе утро, родители! – вошёл в кухню Стас, и, словно ни в чём не бывало, сел на стул. – Что обсуждаем с утра пораньше?

Вадим Петрович смерил сына внимательным взглядом. Беспечное выражение лица, совершенное спокойствие и блеск в глазах – ничего странного, лишь тёмные тени под ними настораживали.

– Что? – пожал плечами парень.

– Во сколько ты вчера вернулся домой?

– Вадим…

Стас посмотрел сначала на отца, а затем на мать:

– Я чего-то не знаю?

– Просто ответь, во сколько ты вчера заявился домой, – спокойно, насколько мог, проговорил мужчина.

– Час. Может быть, полвторого, – бросил небрежно Стас, взяв со стола вилку.

В полной тишине он приступил к завтраку, стараясь игнорировать дикое ощущение неловкости. До его появления что-то произошло, и теперь это «что-то» заставило отца вести допрос с пристрастием. Очень интересное кино! Неужели Круглова дала о себе знать?

– В последнее время вы с Александром не ладите, – Вадим Петрович наконец тоже принялся за омлет. – Расскажешь, что произошло?

– Акклиматизация, – усмехнулся Стас. Значит, девчонка тут ни при чём.

– Хватит паясничать! Я задал конкретный вопрос и жду такой же предельно ясный ответ. Так что произошло?

– Ничего, – посмотрел на отца парень. – Нам нечего делить со Штормом.

За столом стало тихо. Вадим ждал продолжения, но, похоже, сын не собирался откровенничать, тщательно пережёвывая свежий огурец.

– И с каких пор брат стал для тебя «Штормом»?

– С тех самых, как позарился на моё, – рыкнул Стас. – Но это уже неважно. Я переживу. Справлюсь как-нибудь.

– Как? – пристальный взгляд Вадима Петровича скользнул по лицу сына.

– Так же, как справлялся всегда.

По мере того, как количество вопросов увеличивалось, внутри начинало расти раздражение. Никогда не интересовались его личной жизнью, а тут устроили блиц-опрос. Досье собирают, что ли? От собственного остроумия стало смешно. Пришлось приложить максимум усилий, чтобы, не дай Бог, на сосредоточенном лице не появилась улыбка.

– Вот это «как всегда» меня и пугает, – качнул головой Вадим Петрович. – Я не буду ходить вокруг да около. Скажу прямо: вы живёте слишком насыщенной ночной жизнью, в частности ты. Сейчас много говорят о синтетических психоактивных веществах, популярных в молодёжной клубной среде.

Стас замер.

– Хочу быть уверенным, что у моих детей есть голова на плечах. На днях съездим в клинику, и вы с Александром сдадите экспресс-анализы на наличие всякой дряни в организме. – Мужчина посмотрел на сына. – Дороже и ближе семьи нет никого на свете, а я привык к тому, что мои тылы всегда надёжно прикрыты.

Зрительный контакт, едва заметная ухмылка – и Стас опустил глаза в тарелку. Тылы, мать их…

– Если надо, значит, съездим. Не вопрос, – вслух произнёс ровным голосом он. – Скажи где и когда, я заберу Саню, и мы приедем. Он у родителей на квартире?

– За городом, – отозвался Вадим Петрович, – к концу недели вернётся.

Уголок губы Стаса подёрнулся в улыбке. Доев бутерброд, он сделал пару больших глотков уже успевшего остыть чая и вышел из-за стола. Значит, конец недели…

*****

Генерал-майору потребовалось два долгих дня, чтобы набраться мужества и рассказать обо всём Алевтине. Если бы не возвращение на Кавказ в предстоящие выходные, тянул бы дольше. Он прекрасно понимал, что стал не виновником, а жертвой ситуации, однако ответственность снимать с себя не собирался. Если бы тогда, двадцать лет назад, было выплеснуто меньше эмоций и проявлено больше понимания, возможно, всё сложилось бы совсем по-другому.

Меньше эмоций и больше понимания – и твой сын не оказался бы в Чечне.

Мысль о том, что чуть лично не убил собственного ребёнка, сводила с ума. Меньше эмоций и больше понимания… Хорошо, что Алевтина владела им сполна. Принять факт о родстве было сложно, но она справилась, если побледневшее лицо и трясущиеся губы можно было так назвать. Тяжелее всего оказалось переосмыслить то, в чём упорно убеждали себя на протяжении полутора лет.

– То, что он – твой сын, не смягчает его вину за содеянное, Артём, – произнесла наконец Алевтина, когда в четверг вечером они сидели на кухне, обсуждая сложившуюся ситуацию. – Не забывай, при каких обстоятельствах это произошло. Я очень рада, что Саша вернулся оттуда живым, значит, мои молитвы были услышаны, но во всём остальном…

– Я теперь и в остальном не уверен, – едва слышно отозвался Богданов.

– Что это значит?

Тяжело вздохнув, мужчина поднял обречённые глаза на супругу:

– Ты разговаривала с Катей после того, что случилось в понедельник вечером?

– Нет, она молчит и обсуждать ничего не хочет. Я не давлю: надеюсь, что вот-вот обо всём расскажет сама, но чем дольше тяну, тем больше она замыкается в себе. – На лице Алевтины Николаевны отразилась тревога. – И что самое страшное: даже после той вечеринки наша дочь не была настолько безразличной ко всему окружающему. Расскажи, что произошло на лестничной клетке.

Артём выдержал паузу, словно собираясь с мыслями, а затем, проведя ладонью по лицу, сказал:

– Они любят друг друга.

Исподлобья он посмотрел на растерянную Алевтину, ожидая её реакции, но та молчала.

– Я не знаю, когда между ними успели завязаться отношения, но то, что это сильно и взаимно, признаёт даже мой закоренелый прагматизм. Наша дочь сейчас страдает из-за любви к парню, которого мы обвинили в её изнасиловании.

– Мы не просто так обвинили его.

– Мы поторопились с выводами, Алевтина, и это факт, – устало произнёс Богданов. – Пошли на поводу у эмоций, когда нужно было использовать разум. Мы выслушали лишь одну сторону и вынесли вердикт, а стоило послушать другую.

В глазах супруги он всё ещё видел непонимание.

– Когда разговаривали с Вадимом, – пояснил Артём, – он сказал, Шторм тоже не помнил, что случилось между ним и Катей.

– И ты в это веришь? Сейчас можно говорить всё,