Книга Одержимость - Рамона Стюарт

Ребекка и Яков открывают перед Рахилью колодец, ну, и еще что-то в этом роде, хотя при этом я был не особенно склонен предполагать, что в осуществлении своей задумки с тайником аббат станет использовать какие-то загадочные, тем более циничные фрагменты библейской истории.

Я с неподдельным интересом осмотрел снаружи все это сооружение. Вершина колодца имела квадратную форму, а сбоку находился вход; сверху располагалась своеобразная арка с колесом, к которому подвязывалась веревка. Несмотря на почтенный возраст конструкции, она пребывала в относительно хорошем состоянии, хотя в последние годы колодцем, по-видимому, не пользовались.

Разумеется, меня интересовало, какова глубина колодца и возможность спуска в него. Как я полагаю, глубина его была где-то около двадцати метров. Кроме того, у меня сложилось впечатление, словно аббат действительно хотел подвести исследователей как бы к самым дверям своей сокровищницы, поскольку, как вы сами убедились, в каменную кладку колодца были встроены крупные блоки, спускавшиеся вниз наподобие винтовой лестницы, которая тянулась вдоль стен внутренней части шахты.

Я поймал себя тогда на мысли, что все это слишком хорошо, чтобы быть правдой; даже допускал возможность существования там какого-то подобия ловчей ямы, ожидал, что камни вдруг переворачивались или опрокидывались, если на них опускался груз, сравнимый с тяжестью человеческого тела, ну и так далее. Несколько раз я опробовал различные участки лестницы, осторожно ступая на них, ощупывая шестом, однако все оказалось достаточно прочным и надежным. В итоге я пришел к решению, что той же самой ночью мы с Брауном во всех деталях осмотрим и изучим колодец.

Итак, я был во всеоружии. Понимая, какое сооружение мне предстояло исследовать, я запасся длинной веревкою и ткаными ремнями, которыми намеревался обвязать себя, прикрепившись к перекладине наподобие ведра; таким же образом я мог бы спустить в колодец необходимые мне фонари, свечи и небольшой ломик. Все это я доставил на место в одном холщевом мешке, чтобы не возбуждать у случайного свидетеля моих экспериментов каких-либо подозрений. Как я уже заметил, веревка была достаточно длинной, и я заранее проверил, сколь плавно скользит ворот колеса.

После всех этих подготовительных мероприятий мы с Брауном отправились домой пообедать. Тогда же я имел довольно осторожный разговор с владельцем постоялого двора и убедился, что у него не возникнет каких-либо возражений, если я со своим слугой совершим небольшую вечернюю прогулку по окрестностям с тем, чтобы — о, Боже, прости мне мою ложь! — сделать несколько зарисовок панорамы аббатства при лунном свете. Никаких вопросов насчет колодца я, естественно, задавать не стал и, Боже меня упаси, если стану делать это сейчас. Мне представляется, что ныне я знаю о нем ничуть не больше, чем любой другой житель Стейнфелда, по крайней мере, — он резко передернул плечами, — мне бы и не хотелось знать о нем ничего больше.

А сейчас, мой дорогой Грегори, мы наконец подходим к критической точке, и несмотря на то, что сама идея снова возвращаться к описанию тех событий мне более чем неприятна, я думаю, будет все же лучше, если я в мельчайших подробностях перескажу вам, что именно произошло. Итак, мы с Брауном отправились в наше путешествие. Вышли мы примерно в девять часов вечера, не забыв прихватить свой мешок, и, пожалуй, не привлекли к себе чьего-то внимания, чему в немалой степени способствовало то обстоятельство, что мы воспользовались задней калиткой постоялого двора и неширокой тропинкой достигли края селения. Через пять минут после этого мы уже были у колодца и, присев на край сруба, около пяти минут подождали, чтобы убедиться в отсутствии слежки. До нас доносились лишь звуки лошадей, мирно пощипывавших траву невдалеке от нас на восточном склоне холма. Нас ниоткуда не было видно, зато нам самим помогала великолепная полная луна, свет которой позволил надежно закрепить веревку на колодезном колесе.

Обвязавшись ремнями, я прикрепил страховочный конец веревки к вделанному в стену сруба кольцу. Браун взял зажженный фонарь и готов был последовать за мной, у меня в руке был зажат ломик. Так мы и начали наш спуск, медленно и осторожно прощупывая каждый камень, прежде чем ступить на него и освещая стены в поисках возможно нанесенного на них путеводного знака.

Спускаясь по каменным ступеням, я пересчитывал их, тихо бормоча себе под нос; когда мы достигли тридцать восьмой ступеньки, я обратил внимание на некоторую неровность в каменной кладке стены колодца. Однако и там не было никакой отметины или символа, так что я в очередной раз стал подумывать, не являлась ли криптограмма аббата лишь тщательно продуманным розыгрышем или мистификацией. На сорок девятой ступеньке лестница резко обрывалась.

Чувствуя, как бешено бьется в груди сердце, я стал подниматься назад и когда снова оказался на тридцать восьмой ступеньке — Браун с фонарем в руке стоял на пару ступеней выше меня, — то принялся вглядываться к чуть неровной поверхности каменной кладки. Однако, повторяю, ни малейшего признака какой-либо метки я там так и не обнаружил.

Внезапно я заметил, что поверхность стены в этом месте кое-где выглядит чуть более гладкой, нежели окружающие ее камни, во всяком случае, она была чуточку не такой, как они. Я предположил, что передо мной не просто голый камень, а слой цемента, нанесенный позднее. Взмахнув ломиком, я как следует ударил по этому месту — послышался гулкий звук, явно указывавший на наличие внутри пустоты. Более того, словно в подтверждение моей догадки через секунду большой кусок цементной плитки свалился мне под ноги, и я увидел оставленные им на камне белые следы. Получалось, мой дорогой Грегори, что я действительно прошел по стопам аббата; даже сейчас я вспоминаю об этом с определенным чувством горести.

Несколько дополнительных ударов ломиком ушло на то, чтобы окончательно убрать цемент, после чего моему взору предстала каменная плита площадью примерно в два квадратных фута, поверх которой был выгравирован крест. На какую-то долю секунды я вновь начал испытывать чувство разочарования, однако теперь уже вы, Браун, обнадежили меня сказанной как бы вскользь фразой. Насколько я помню, вы тогда проговорили:

— Странный какой-то крест, словно его сложили из человеческих глаз.

Я выхватил из рук Брауна фонарь, и вы можете представить себе мой восторг, когда я обнаружил, что крест действительно был сложен из семи глаз — четыре по вертикали и три по горизонтали. Таким образом, отыскалось объяснение надписи и на третьем свитке. Вот он мой «камень с семью глазами». Значит, информация, переданная аббатом потомкам в зашифрованном виде, оказалась совершенно точной, однако вместе с осознанием этого