Книга Айседора: Портрет женщины и актрисы - Фредерика Блейер

концерта, наконец, стал получать удовольствие от участия в этих выступлениях.

Коупленд вспоминал, что обычно Айседора опаздывала на полчаса или даже больше к началу своего выступления. Однажды, когда Тойе за кулисами сказал ей, что публика ждет, Айседора безмятежно ответила: «Мы должны обучить американцев искусству расслабляться»19.

С таким отношением она, конечно, не собиралась забавлять публику легкомысленным зрелищем, если считала, что им нужна греческая трагедия.

Посещаемость ее выступлений, однако, была не такой, как она ожидала. Падение интереса к ее наиболее амбициозным проектам (особенно к «Эдипу») и отзвук идущей в Европе войны, который вообще отрицательно сказался на всех зрелищных мероприятиях20, способствовали тому, что ее финансовая ситуация ухудшалась день ото дня. В начале мая 1915 года она была вынуждена обратиться с просьбой дать под залог 12 тысяч долларов, чтобы ее багаж не был арестован до того, как она с ученицами отправится в Европу. Она сказала, что потратила 62 тысячи долларов на свои программы в «Сенчури» и еще 12 тысяч потеряла. Она предложила заложить свое «имение во Франции» (предположительно Бельвю), которое оценивалось в 20 тысяч долларов21.

Банкир Фрэнк Вандерлип22, газетный магнат Огден Рид23 и другие ее поклонники (среди них была молодая женщина по имени Рут Митчел24, которая никогда не встречалась с Айседорой, но отдала большую часть своих сбережений, чтобы помочь попавшей в трудное положение танцовщице) собрали достаточное количество денег, чтобы заплатить самые неотложные долги Айседоры и купить билеты на пароход. Таким образом, 6 мая Айседора и ее ученицы отплыли на пароходе «Данте Алигьери» в Неаполь25. Ее подруга Мэри Дести, пришедшая проводить Айседору, внезапно решила остаться на пароходе и отплыла вместе с ней без багажа26.

Во время этого плавания произошел инцидент, который очень повлиял на отношения Айседоры с ученицами. Айседора попросила своего менеджера Фредерика Тойе заключить контракт на ее выступления в Южной Америке. Тойе, однако, решил тайком заключить контракт и для четырех старших девочек и, не посоветовавшись с Айседорой, послал в Буэнос-Айрес радиограмму от их имени. Айседора узнала об этом и тут же уволила его, но этот случай заронил в ней подозрения относительно амбиций ее учениц, которые уже никогда не покидали ее27.

Айседора намеревалась сделать местоположением своей школы Грецию, но боялась путешествовать в военное время с ученицами, тем более что у некоторых из них были немецкие паспорта. Тогда она решила временно поместить девочек в пансион в Швейцарии, а сама отправилась в Афины, чтобы на месте изучить возможности перемещения ее маленькой группы туда. Но, прежде чем уехать, она дала со своими ученицами концерт в «Гранд-опера» в Цюрихе и еще один — на лужайке перед их гостиницей. Доходы от последнего выступления были поделены между французским и немецким Красным Крестом, акт довольно необычный для того времени, тем более необычный для приверженицы союзников, каковой была Айседора в идущей войне.

ПРИЗЫВ К ОРУЖИЮ: «МАРСЕЛЬЕЗА»

1915–1916

Когда Айседора приехала в Грецию, то нашла страну в состоянии конфликта. Правительство было в нерешительности: поддержать ли ему позицию верхов-ной власти (король и двор были настроены прогермански, королевой тогда была принцесса София из династии Гогенцоллернов). А среди сторонников премьер-министра Элефтериоса Венизелоса преобладали сильные антигерманские настроения. Время было явно неподходящим для того, чтобы заводить разговор с официальными властями о переезде сюда школы танца. Но если греки разделились в своих симпатиях к воюющим сторонам, то приверженность Айседоры к союзникам не вызывала сомнений. Забыв о цели своего визита, она с головой окунулась в борьбу. Английская газета «Пэл-мэл» написала:

«Случилось так, что Айседора Дункан приехала в Афины в судьбоносный день, когда, несмотря на парламентский триумф мистера Венизелоса, король отказался принять его сторону.

Более гречанка, чем сами греки, Айседора Дункан объявила, что нужно выступить в защиту национальной чести и… сопровождаемая своим братом, подняла над головой портрет популярного государственного деятеля и принялась танцевать на площади Конституции, стремясь этим призвать афинян проявить чувство ответственности.

Время от времени она прерывала свой танец, чтобы обратиться к людям с призывом выполнить свой долг перед государством и страной. «Долой тех, кто сомневается! — кричала она. — За мной! Вперед, к дому Венизелоса!» — и, быстро перебирая ногами и принимая очаровательные позы, танцевала от площади к площади, от улицы к улице в надежде привести весь город к резиденции Венизелоса.

Удивившись вначале, а потом не на шутку растрогавшись, толпа ринулась за ней. Однако мало-помалу люди рассеивались, и, когда цель похода была достигнута, с ней осталась лишь небольшая горстка.

Расстроенная, но не обескураженная, Айседора дала заключительное выступление непосредственно перед резиденцией, спела «Марсельезу» и послала прелестный букет предмету своего восхищения.

Мистер Венизелос прислал в ответ записку со словами благодарности, но из резиденции не вышел»1.

Хотя пребывание Айседоры в Афинах было весьма приятным и она повидала много старых друзей, для нее стало совершенно очевидно, что в настоящий момент это было неподходящее место для ее школы. Поэтому, заехав ненадолго во французскую Швейцарию, где разместилась ее школа, она вернулась в Париж.

Здесь Айседора поселилась в отеле «Мерис» и 5 декабря, оправившись от болезни — доктора полагали, что это был брюшной тиф, но уверены не были, — написала Мэри Фэнтон Робертс:

«…школа, после долгих скитаний и разного рода неприятностей наконец разместилась в Женеве и, надеюсь, больше не будет перемещаться.

Париж очень печален, но больше подходит мне по настроению, чем Нью-Йорк.

…Да, я была в Афинах, но там состояние дел плачевное. О, где вы, герои Древней Греции?

Надеюсь, что окончательно поправлюсь через неделю или две и тогда напишу тебе еще… Я получила «Ифигению» Уиттера Биннера и считаю, что она прекрасна. Скажи ему, пожалуйста, что, как только почувствую себя лучше, тут же напишу ему и поблагодарю лично…»2

Позднее она сняла дом на авеню де Мессин, 23 (на углу рю де Мессин), и перевезла туда свои вещи. Здесь она принимала своих друзей, а также многих солдат и офицеров, которые, став инвалидами, отправлялись домой или, наоборот, жили в Париже перед отправкой на фронт. На один из таких вечеров пришел Морис Дюмесниль, молодой концертирующий пианист, который был недавно комиссован в связи с тяжелым воспалением легких. К Айседоре Мориса привел его коллега, интерпретатор Шопена Виктор Гий. «Я сразу же почувствовал себя как дома… У нее был особый дар внушать теплые чувства при первой же встрече»3.

Эти вечера очень сильно отражались на финансовом положении Айседоры, потому что