Книга Турция до османских султанов. Империя великих сельджуков, тюркское государство и правление монголов. 1071–1330 - Клод Каэн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кроме того, не будем забывать, что во времена Великих Сельджуков по всей территории суннитского ислама распространились медресе – учреждения правоверного образования, предназначенные для подготовки «чиновничьего сословия». Самое первое медресе в Малой Азии, судя по надписи, сделанной при закладке фундамента, было построено в Кайсери в 589 (1193) году. В тот период медресе имелись во всех городах арабского и персидского Ближнего Востока в таком количестве, что в середине XIII века автор из Алеппо Ибн Шаддад писал, что в одном только его городе было более сорока медресе. Однако может статься, что в Малой Азии они существовали и до медресе в Кайсери. Так, в колофоне одного манускрипта упоминается, что он был переписан в 591 (1195) году в Сивасе в «медресе Сельджукида», основанном неким неизвестным Мираншахом ибн Кавуртом. Возможно, при систематическом изучении манускриптов обнаружатся и другие. Тем не менее маловероятно, что это существенно изменит общую картину. Даже в XIII веке число медресе в Малой Азии оставалось довольно незначительным.
Арабская литература, как известно, невероятно богата биографиями ученых. Иранская литература менее богата, но тем не менее тоже содержит определенное количество, в особенности если речь идет о мистиках. На практике среди всех этих тысяч биографических записок нет ничего, имеющего отношение к Малой Азии XII века. Безусловно, если ученый умирал там, вдали от своих собратьев-писателей, которые обыкновенно писали биографии и некрологи, существовал риск, что его имя могло быть забыто. Но даже если так, самое простое объяснение состоит в том, что в Малой Азии просто не было таких личностей, а те немногие, которые были, не успели по-настоящему прославиться до того, как установили и стали поддерживать контакты с ученым сообществом соседних стран, в чьих глазах их ученость могла бы показаться значительной. Но даже при таких обстоятельствах будет полезно привести список самых ранних упоминаний, которые можно найти в текстах, чтобы получить определенные ориентиры. О ханафитском faqih в 1108 году мы уже писали. Был ли это тот самый знаток права Абд аль-Маджид ибн Исмаил ибн Саид из Герата, известный в мусульманских странах как автор труда, где излагалась ханафитская доктрина, который умер в Кайсери в 537 (1142) году, после того как исполнял обязанности кадия в Румском султанате? Возможно. Из Кайсери легко было попасть в Сирию, и, возможно, этот город стал одним из самых ранних центров исламизации (в нем также расположена одна из старейших мечетей). Немного позже другим таким центром благодаря своим хорошим связям с Верхней Месопотамией стала, без сомнения, Малатья, несмотря на то что она продолжала оставаться важным христианским городом. Ученый Мухаммед аль-Мавсили, который во второй половине этого столетия путешествовал по Сирии и Месопотамии в поисках учителей и учеников, добравшись до этого города, почувствовал, что нет нужды идти дальше. Кроме того, в дальнейшем мы увидим, что там, по-видимому, проживали несколько писателей. Ранее, в середине века, еще один знаток права аль-Кашани, отправленный Нур ад-Дином к султану Масуду, какое-то время удерживался последним. У Кылыч-Арслана, как и у многих других, был врач-христианин (из Эдессы).
Те авторы, которых особенно интересовали религия и правовые знания, даже если они были уроженцами Ирана, писали на арабском языке, что являлось правилом в этой сфере. Но вскоре в окружении Сельджукидов и их последователей появились и персидские писатели. Наибольшая активность, похоже, наблюдалась при первом Кылыч-Арслане и его сыновьях в последние годы XII века одновременно с некоторым налетом гетеродоксии, вызванным, вероятно, контактами с представителями других конфессий и слабостью традиционных учебных заведений. При дворе Кылыч-Арслана Михаил Сириец знал одного «персидского философа», способного со знанием дела вести дискуссию с христианскими учеными. Вероятно, это был не тот знаменитый философ-просветитель аль-Сухраварди, но почти наверняка именно Кылыч-Арслану или его сыну Рукн ад-Дину была посвящена «Pertevname» этого автора, который через несколько лет встретил свою смерть (поскольку его называли moqtul – «убитый», чтобы отличить от тезки, появившегося позже) во время вторжения ортодоксов в Алеппо. Да и сам Рукн ад-Дин прославился как философ – бранное слово в словаре ортодоксов того периода. Среди других авторов, упоминаемых одновременно с этими правителями, Шараф ад-Дин Хубайз аль-Тифлиси (из Тифлиса – древнего мусульманского города, завоеванного грузинами), который составил для Кылыч-Арслана и его сына Кутб ад-Дина несколько типовых сборников по медицине, астрологии (очень поощряемой Сельджукидами), онейромантии и adab (общей культуре); Мухаммед ибн Гази, который под названием «Rawdat al-Uqul» («Сады разума») написал для Рукн ад-Дина по случаю взятия им Малатьи в 1201 году переложение хорошо известного персидского труда «Marzbanname», а позже написал сборник рассказов для Кей-Хосрова, или Кей-Кавуса; и, наконец, Абу Ханифа Абд аль-Карим, который написал для Мухьи ад-Дина из Анкары, еще одного из сыновей Кылыч-Арслана, сборник rubaiyyat (рубаи – четверостишия, стихотворная форма, веком раньше прославившая Омара Хайяма). Продолжать этот список для более поздних периодов нет необходимости, поскольку все уже очевидно. По меньшей мере, у нас есть доказательства настоящей интеллектуальной жизни в определенных мусульманских центрах Анатолии в конце XII века, в которой участвовали и некоторые привлеченные туда иностранные авторы, и целый ряд местных авторов, которые уже там появились. Возрастающую иранизацию династии демонстрирует также тот факт, что Кылыч-Арслан дал одному из своих сыновей мифологическое персидское имя Кей-Хосров, а тот, в свою очередь, дал похожие имена трем своим сыновьям (заметим, однако, что еще одного своего сына Кей-Хосров назвал Кайсаршах (то есть «цезаршах»), таким образом связав его с «румским прошлым»).
У нас нет никаких свидетельств такой же культурной активности среди Данишмендидов. Возможно, у них преобладали другие настроения, и в любом случае они слишком рано исчезли. Немного позже нечто подобное наблюдалось среди Мангуджакидов, в особенности во время длительного правления Бахрамшаха в Эрзинджане. В этом городе, несмотря на то что он долгое время оставался крупным армянским центром, вопреки противоположному мнению, выраженному его современником географом Якутом, должно быть, имелась небольшая, но активная группа мусульман, окружавших князя, которая, вероятно, не имела ничего против общения между разными конфессиями. В любом случае в начале его царствования Бахрамшаху была посвящена одна из поэм «Makhzan al-astar» («Сокровищница тайн»), написанная великим персидским[21] поэтом Низами из города Гянджа (на самом северо-западе Ирана), и, возможно, он был знаком с другим поэтом, Хакани. Более того, в конце своего царствования тот же самый Бахрамшах в течение двенадцати лет держал у себя знаменитого иракского врача и философа Абд аль-Латифа аль-Багдади, и только после аннексии этого города Кей-Кубадом ученый вернулся к себе на родину. Автобиография этого автора, как минимум выборочно сохраненная различными более поздними писателями, к несчастью, не содержит ничего, что проливало бы свет на условия, в которых он жил, или на образ жизни общества в Эрзинджане. Но какие бы материальные блага ни предоставлял ему Бахрамшах, Абд аль-Латиф едва ли согласился бы на это добровольное изгнание, если бы ему пришлось жить в интеллектуальной пустыне. Возможно, изучение более коротких работ Абд аль-Латифа, которыми раньше пренебрегали, а теперь начинают интересоваться, способно добавить какие-то новые подробности по этому вопросу.