Книга За тридцать тирских шекелей - Данил Корецкий

Вот и сейчас он, как загипнотизированный, смотрел в глаза фарфорового китайца, как будто они играли в гляделки – кто кого пересмотрит. И глаза эти не казались нарисованными – живые человеческие глаза, раскосые, с набрякшими веками… Да и улыбка не нарисованная, а настоящая – губы расходятся, и даже желтые, прокуренные зубы видны… Только теперь китайский мудрец весь в каких-то шрамах – будто его разбили вдребезги, а потом склеили!

Текли минуты. Понятые подписали протокол и ушли. Эксперт зачехлил фотоаппарат, сложил инструменты в свой чемоданчик и тоже направился к двери.

– Я закончил, – объявил следователь. – Александр Иванович, вы задержитесь?

– Нет, я тоже закончил, – пришел в себя Лобов. – Можем уходить!

– Что с вами было, Александр Иванович? – поинтересовался терпеливо ожидающий стажер.

– А что? – удивился капитан. – Ничего не было!

– Вы десять минут статуэтку рассматривали… Как окаменели!

– Гм… Я трещинки на ней изучал. Не заметил, как время пробежало…

– А-а-а, – недоверчиво протянул Виталий, но развивать тему не стал.

Они последними из опергруппы покинули квартиру Николаевых. Хозяин с хозяйкой, уже не обращая внимания на посторонних, сели пить чай на кухне, дочка проводила милиционеров до двери и вежливо попрощалась.

– До свидания, Катя! – разулыбался стажер, а уже на улице спросил:

– Александр Иванович, как думаете, бандиты Кате действительно ничего не сделали? Или потерпевшие правду скрыли, чтобы избежать огласки?

Лобов покачал головой.

– Да нет, похоже, девчонке повезло. А почему ты заинтересовался?

Стажер помолчал.

– Хорошая девушка, жалко было бы…

Опер одарил парня проницательным взглядом. Похож на отличника из хорошей семьи: аккуратно одет – брючки отглаженные, пиджак, галстук, воспитанный – спасибо, пожалуйста, можно вас попросить… Худощавый, в глазах горящее желание познавать окружающий мир, только не настоящий, а тот, который существует в воображении – идеальный, правильный и справедливый. К настоящему, неправильному, он, пожалуй, не приспособится!

– Когда-то давно, я только аттестовался, выехали мы на убийство в заброшенной даче, – начал Лобов. – А судмедэкспертша взяла с собой дочку, Мариночку, такая белокурая красотка, похожая на фарфоровую куклу, на этих балерин в шкафу… Следователь не возражал: место пустынное, понятых не найдешь, а так – она и гражданский водитель, как раз вопрос и закроем…

Стажер Глумов внимательно слушал: он уже знал, что наставник не болтает языком зря и каждая его история несет какую-то смысловую нагрузку и имеет воспитательный смысл.

– Осмотрели, разъехались, я понятым повестки выписал, чтобы допросить в спокойной обстановке: что видели да как… А Марину после допроса в кино пригласил…

Виталий встрепенулся.

– А она что?

На губах Лобова появилась снисходительная улыбка.

– Она сказала: раз вы вызвали меня по повестке, как я могу отказываться? Короче, через полгода мы поженились! Правда, через год развелись…

– Почему?

– Не фарфоровой она оказалась. Целлулоидной. Вот представь себе: взял ты в руки ту балерину в кружевной юбке, а она легкая, тусклая, пластмассовая… А ты чуда ждал!

– Гм… А кем она работала?

– У мамаши в морге, санитаркой. Трупы из шланга мыла.

– Да… – Глумов помолчал. – А зачем вы это рассказали?

– Сам знаешь зачем! Ты ведь Кате свидание назначил?

– Ну… Как вы догадались?

– Баранки гну! Вообще-то это не приветствуется. Хотя при нашей собачьей работе где невест искать? Мы ведь, в основном, с фигурантами дел общаемся: свидетели, потерпевшие, эксперты, секретарши прокуратуры и суда, врачи да медсестры… В одном котле варимся – ссоримся, миримся, сдруживаемся, раздруживаемся, женимся, разводимся… Просто я тебе конкретный жизненный случай привел, из собственной биографии. А ты делай выводы!

– Ну, какой тут вывод… Если жена трупы моет, а потом приходит и обед готовит… Это как-то не очень аппетиту способствует!

Лобов невесело засмеялся.

– Размечтался! Ничего она не готовила! Но мыслишки о ее работе мне в голову приходили, причем в самые неподходящие моменты… Кстати, ты на свидании о службе не забывай: расспроси Катеньку аккуратно – как дело было, всё ли терпилы правильно рассказали? Но так, чтобы она ничего не поняла, а то обидится. Тактику разведопроса знаешь?

– Ну, учили…

– Тогда действуй, стажер! – Лобов протянул руку. – На сегодня свободен, а я еще в Управу заскочу, отчитаюсь!

– До свидания, Александр Иванович!

Виталий Глумов рванулся вперед, как спущенный с поводка молодой пес, иногда даже пускаясь вприпрыжку от избытка сил, свободы и переполняющих его эмоций.

Лобов проводил паренька долгим внимательным взглядом.

«Нет, не приживется он у нас, не приживется! – подумал он. – И “котел” наш ему не подходит, и в бомбоубежище не спускается, даже кривится, когда про это разговор заходит… А может, и правильно: мало ли других профессий!»

* * *

Дело шло к вечеру, и работа в Управлении набирала обороты. Ведь, вопреки столь же устойчивому, сколь и неверному мнению обывателей, большинство преступлений совершается не ночью, а с шестнадцати до двадцати трех часов. А «Командирские» Лобова показывали уже семнадцать тридцать.

– Рутков на месте? – спросил капитан у дежурного.

– В бомбоубежище, – буднично ответил тот и кивком указал на уходящую из просторного вестибюля вниз мраморную лестницу.

Когда стажер Глумов впервые услышал такой ответ, он, не задумываясь, пошутил:

– А что, ожидается бомбежка?

Парень, конечно, развитый, остроумный. Только надолго ему остроумия не хватило – только до подвала…

– Понял, – кивнул оперативник и привычно побежал по стертым десятилетиями и подошвами ступеням.

Но с бывшим наставником он встретился уже на втором пролете – впрочем, для порядочного человека бывших наставников не бывает, а Лобов был благодарным учеником и до сих пор считал его своим учителем. Справедливости ради надо отметить, что благодарные ученики встречаются нечасто…

Рутков в штатском костюме медленно поднимался навстречу, отряхивая руки, будто после игры в пляжный волейбол. За прошедшие годы он заметно изменился: погрузнел, поседел, утратил присущую раньше живость и быстроту движений, на лице появилось выражение притерпелости к мерзостям окружающего мира. Выглядел он старше своих сорока четырех лет, но менты, привычные к тому, что служба, как шагреневая кожа, выпивает из них все соки и старит быстрее, чем обычная, гражданская жизнь, считают это делом привычным. Точнее, никто из них об этом не задумывается, а про шагреневую кожу и вообще знают единицы. Но те немногие, которые все-таки читали Бальзака, помнили, что волшебная шагрень в качестве компенсации давала своему владельцу исполнение желаний: сумасшедшие выигрыши в казино, шикарные экипажи, роскошных женщин и другие атрибуты богатой и красивой жизни.