Книга Чувства: Нейробиология сенсорного восприятия - Роб Десалл

В мире много споров о том, как и когда возник язык наших предков, а также язык наших ближайших родственников – Homo neanderthalensis. Проблема в том, что язык нельзя наблюдать непосредственно по ископаемым находкам. Вместо этого у нас есть четыре косвенных подхода к пониманию происхождения языка. Во-первых, можно исследовать в ископаемых останках те анатомические структуры, которые отвечают за воспроизведение речи, такие как гортань или (если углубляться в детали) подъязычная кость, и их расположение в существующих скелетах сохранившихся видов или в реконструированных скелетах вымерших видов. Во-вторых, можно исследовать артефакты, такие как каменные орудия и другие хорошо сохранившиеся предметы, которые могут иметь отношение к языку. Идея здесь заключается в том, что если археологический артефакт подразумевает формирование рассуждений путем манипулирования символами и общение через такое рассуждение, то более чем вероятно, что для создания подобного предмета использовался язык. В-третьих, можно сделать некоторые выводы о происхождении языка, посмотрев на языковые паттерны у H. sapiens и увидев, как они соотносятся с коммуникацией у шимпанзе. Этот подход может точно определить развитие разных видов сапиенсов, но не может безнаказанно утверждать, что они являются уникальными представителями, за исключением неандертальцев или других видов рода Homo. Наконец, можно взять некую информацию у живых видов (например, данные на уровне генома, которые, как было показано, участвуют в понимании речи или языка) и использовать ее для интерпретации прошлых событий в эволюции языка.

Давайте сначала посмотрим на археологические свидетельства. Наиболее убедительными археологическими доказательствами были бы некоторые формы сохранившегося письма, такие как иероглифы Древнего Египта. Но такого рода свидетельств не существует ни для архаичных сапиенсов, ни для неандертальцев. Другой способ сделать вывод о существовании языка на основе археологических данных заключается в том, чтобы найти доказательства типов мыслительных процессов, используемых при конструировании языка. Поскольку символическое мышление является главным компонентом языка, археологи специально искали подтверждение этого аспекта человеческого разума. Хотя использование символического мышления довольно легко обнаружить в наших современных объектах, таких как искусство и музыка, очень трудно установить, как именно архаичный человек или неандерталец могли бы его выразить. Ритуальные объекты, такие как цветные раковины в ожерельях и захоронения по определенным правилам, были найдены при археологических раскопках как у неандертальцев, так и у сапиенсов. Эти предметы наводят на мысль о символическом мышлении. Возможно, самой интересной (и что более важно – самой древней) археологической находкой, которую можно связать с символическим мышлением, является небольшой камень с четкими, намеренно сделанными рисунками. Артефакту, найденному в архаичном месте обитания сапиенсов, в пещере Бломбос в Южной Африке (рис. 18.2), около ста тысяч лет, и он считается первым убедительным доказательством использования символического мышления в человеческом общении. Впрочем, в археологических записях содержатся довольно скудные свидетельства того, что неандертальцы могли говорить и что у них был развит язык. Однако это не означает, что у них не было языка жестов или какой-то другой формы очень простого языка и что они не использовали символическое мышление. И можно утверждать, что археологические данные о языке сапиенсов тоже недостаточны.

Рис. 18.2. Камень из пещеры Бломбос

Все рассуждения о происхождении языка на анатомическом уровне имеют отношение к аппарату, который сапиенс использует для создания звуков, становящихся речью и реализующихся в язык. Набор инструментов касается расположения гортани в области шеи в опорно-двигательной системе особи. В частности, гортань у людей опустилась в более низкое положение, в отличие от более высокого положения у предков – шимпанзе и неандертальцев. Есть недавние свидетельства того, что по крайней мере у одного скелета неандертальца с Ближнего Востока гортань была опущена, и на основании этого можно предположить, что та особь могла издавать речевые звуки, похожие на наши. У анатомически современного Homo sapiens морфологические структуры для рабочего голосового аппарата развивались уже после того, как около 200 тысяч лет назад наш вид отделился от общего предка неандертальцев и гомо сапиенсов.

Другой подход, ориентированный на анатомические структуры, включает реконструкцию мозга вымерших особей. Можно исследовать участки мозга, участвующие в воспроизведении речи и понимании языка, а потом приблизительно соотнести их с устройством современного человеческого мозга и участками, отвечающими за эти функции. Из результатов сравнения можно сделать некоторые выводы о существовании языка у древних людей. Так, например, если бы мы использовали полностью развитые и связанные области мозга Брока и Вернике в качестве ориентиров для речи и языка, то логическим подходом к определению того, говорили ли неандертальцы (по крайней мере так, как это делают сегодня представители сапиенсов), было бы изучение у них именно этих структур. Если бы мы могли реконструировать мозг неандертальца точно так же, как Мишель Тибо де Шоттен с коллегами воссоздали устройство мозга Финеаса Гейджа по изображениям его черепа (см. главу 10), то у нас был бы ответ. Проблема в том, что реконструкция структуры мозга Гейджа заставила исследователей предположить, что устройство его нейронных связей было похоже на эталонный человеческий мозг. Это допущение отрицало бы постановку тех самых вопросов, которые хотелось бы знать об областях мозга неандертальца, участвовавших в воспроизводстве речи, поэтому к проблеме нельзя подойти таким образом. И, поскольку единственный инструмент, которым обладают исследователи для реконструкции мозга ископаемых видов, – это эндокранные слепки, примерно воссоздающие поверхность мозга, палеоантропологам еще только предстоит реконструировать мозг неандертальца. Следовательно, нет никакого способа увидеть, что собой представляли области Брока и Вернике у этого вида или у любого другого окаменелого архаичного человека.

При этом можно использовать размер и форму мозга с эндокранов и сделать выводы о развитии или строении мозга. Существует новое свидетельство того, что на ранних критических этапах когнитивного развития мозг неандертальцев и сапиенсов развивался по-разному. Доказательства получены по результатам сравнения черепов младенцев-неандертальцев с черепами младенцев сапиенсов и шимпанзе. Более ранние исследования продемонстрировали, что мозг шимпанзе и сапиенса начинает развиваться сходным образом только после первого года жизни, но не ранее. Информация о развитии мозга неандертальцев была получена при воссоздании мозга их младенцев. Исходя из этих результатов, ученые сделали вывод, что именно первый год развития у людей наиболее результативно сказывается на когнитивных различиях шимпанзе, неандертальцев и сапиенсов.

Филипп Гюнц, Саймон Нойбауэр и их коллеги смогли реконструировать череп новорожденного неандертальца, чтобы изучить динамику структуры развивающейся черепной коробки, и это позволило сделать выводы о форме мозга, который находился в этом крошечном черепе. Новорожденные неандертальцы и сапиенсы имели при рождении удлиненные черепные коробки. То, что происходит у обоих видов после рождения, существенно различается, хотя есть и общая черта – у обоих видов мозг вырастает больше, чем у других представителей рода Homo. У детей Homo sapiens в первый, самый важный год жизни мозг становится более округлой формы, в то время как у неандертальцев он сохраняет вытянутую форму. Это означает, что мозг сапиенсов развивается и растет совсем не так, как мозг неандертальца, и, что более важно, различия в росте возникают в тот период развития мозга, который имеет решающее значение для формирования когнитивных способностей.