Книга Кормилец - Алан Кранк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Небо заволокло тучами. Тускло горели фонари. Из-за гололеда светофоры отключили, и мерцающие желтые огни отражались в черном асфальте. По прогнозам синоптиков, ночью должен был пойти снег.
На перекрестке Мира и Тургенева машин не было. Горел красный. Игорь встал в правый ряд и включил поворотник. Последний раз направо он сворачивал здесь давно. Когда ездил на отцовской «шестерке».
Как сейчас выглядит этот дом? Хотя правильнее будет сказать «место» – филиал компании, головной офис которой расположен в лесу на Кавказе. С нынешними темпами застройки там почти наверняка стоит многоэтажка, облицованная керамогранитом, с магазинами на первом этаже. Он зайдет в один из них. Продуктовый. Купит водки с чебуреками. Да-да. С чебуреками. Он никогда не встречал чебуреков на прилавках супермаркетов, но в этот раз они там точно будут. И спросит у кассирши, в какой подсобке живут привидения.
Хотя с другой стороны – дому далеко за сто. Должно быть, памятник архитектуры. Может, и не снесли. Стоит же на Кирова старая церковь без крыши и с заколоченными окнами. Обнесли забором, чтобы дети и бродяги не лазили, – и все. Он представил сгнившую лестницу, уводящую в ночное небо, хруст битого шифера от провалившейся кровли под ногами и ветки, растущие из пола. А еще там будут десятки, а может и сотни объявлений «ПРОПАЛИ ДЕТИ», криво прилепленные к облупленной штукатурке, упавшим балкам перекрытия и гнилым дверям.
Отыскать в зловещих развалинах воскресшего мертвеца и взять его в попутчики. Отличный план. Но ты едешь не в ту сторону. На Дзержинского сворачивай налево. Оттуда до работы минут десять, не больше. Пижамы вам выдадут. И если поторопитесь, успеете на ужин.
Две недели, пропущенные когда-то в автошколе из-за гриппа, эхом напоминали о себе каждый раз, когда Марина сдавала задом. К подъезду перед домом она смогла въехать только с четвертого раза. Видела бы эти пируэты сегодняшняя пассажирка – толстая тетка из категории «как бы чего не случилось», и ее саму пришлось бы лечить от инсульта.
Ключей в сумке не оказалось, и Марина вслух выругала себя за то, что до сих пор не сделала дубликат. Нажала на кнопку и прислушалась, как в доме запиликал звонок. Изо рта шел пар. Синоптики не врали – дело шло к снегу.
Свет горел только в окне прихожей. Игорь мог смотреть телевизор в темноте, но мерцания в гостиной она не заметила. Может быть, лег спать? Тогда дело дрянь. Не добудишься, хоть из пушек пали.
Марина нажала на кнопку еще дважды. Наклонилась и посмотрела в щель между стеной и калиткой. Машины во дворе не было видно. Как не было видно и язычка замка. Марина опустила ручку и вошла во двор. Игорь всегда запирал калитку, чтобы дети не выбежали на улицу. Как оказалось – очень неэффективная мера.
На пороге перед входной дверью, которая тоже оказалась незапертой, лежала облепленная грязью кроссовка небольшого размера – женского или детского. Марина подняла ее и поднесла к глазам. Шнурки были перерезаны. На одном из концов болтался крупный, забитый грязью узел. Марина дважды стукнула находкой о порог, отбивая подсохшую грязь, и вдруг увидела знакомую сеточку на носке.
«Это просто какое-то дурацкое совпадение. На свете существует миллионы синих кроссовок «Рибок» тридцать восьмого размера с сеточками на носках», – подумала она.
– Игорь! – позвала Марина мужа, шагнув через порог.
Машины не было, но на тумбочке в прихожей лежали два комплекта ключей от дома: Игорев брелок – коричневая полоска замши с надписью «WELCOME HOME», и ее позолоченное колечко, исчезнувшее чуть меньше недели назад.
Не разуваясь, Марина направилась наверх, в комнату Сережи.
Несмотря на ключи и незапертые двери, дом был пуст. На диване никто не спал, и телевизор не работал. Дверца верхней полки вещевого шкафа была приоткрыта. Марина заглянула внутрь – исчез Сережин пуховик. На кухне ящики шкафа были выдвинуты, а на полу валялись трубочки для коктейля.
Марина в сотый раз набрала номер мужа, и Игорь в сотый раз не взял трубку. Она позвонила свекрови.
– Здравствуйте, мам. А Игорь не у вас? – Надо было говорить как можно меньше, чтобы не выдать своего смятения.
– Нет. Не было. А что случилось?
– Да нет. Ничего. Просто не могу дозвониться. Ладно. Я вам потом еще позвоню.
Марина сбросила вызов.
Кроссовка и ключи, пустой дом с незамкнутыми дверьми и разбросанными вещами – что все это значит? Сережа вернулся? Игорь нашел его? Но тогда почему никто ничего не сказал ей? Или это шутка? Чья-то глупая злая шутка. Патологически злая шутка. И пошутить так мог только Игорь. Как выглядели пропавшие кроссовки и брелок, знал только он. Но зачем ему это?
Допустим, я болен.
Так можно объяснить все что угодно. Слишком удобное допущение, чтобы быть правдой.
Допустим, я болен.
Ладно, допустим. Тем более что других версий нет. Допустить это несложно, если вспомнить идиотские и неуместные вопросы, апатичные поиски сына, вспышку ярости у кровати мамы и собственное письменное признание. Но если он так тяжело и страшно болен, то кроссовка с ключами – не шуточная бутафория, а улика.
Она вдруг почувствовала, что надо спешить. Время утекало как вода. Сочилось последними каплями сквозь пальцы умирающего в пустыне. Инстинкт толкал ее за дверь. Быстрее. Быстрее. Они не могли уехать далеко. Но память удерживала на месте. Не надо. Так ты уже пробовала неделю назад. Так не пойдет. Марина села на диван и закрыла лицо руками. Понимание. Для дальнейших действий требовалось понимание происходящего.
«То есть ты ищешь объяснений? Тогда тебе наверх. – Мысль выпрыгнула из водоворота пустых размышлений, как запеченный кусочек хлеба из тостера. – Если, конечно, тетрадь все еще там, где ты видела ее в последний раз».
«Заходите в мой дом. Мои двери открыты». – Игорь вспомнил, как Наташа с ярко накрашенными губами встречала его ночью на пороге ночлежки.
Дверей не было. Как не было и самого дома. Хрущевки, соседствовавшие с ночлежкой, стояли, как и прежде, а на месте полуразрушенного кирпичного особняка была детская площадка.
Игорь заглушил двигатель и вышел из машины
– Никуда не уходи, я сейчас вернусь, – сказал он Сереже.
Нащупал в кармане брелок сигнализации и только после этого захлопнул дверь.
Единственный фонарь висел у дальнего подъезда, и если бы не свет окон, двор погрузился бы во мрак. Припаркованные на ночь машины плотным кольцом обжимали огороженный высоким бордюром газон. За полосой жухлой, вытоптанной травы в густых сумерках шевелились длинные тени.
Площадка состояла из комплекса избушек на высоких столбиках, похожих на вьетнамский поселок на воде, горок, пары висячих качелей и карусели. На площадке играли дети.