Книга Сердце Сапфо - Эрика Джонг

Мы нашли ее в яблоневой роще — она повесилась на самой старой яблоне на одном из своих украшенных золотом сардских поясов. Ее ноги чуть двигались, словно танцуя в воздухе над ковром сиреневых гиацинтов. На самой высокой ветке яблони осталось одно красное яблочко, до которого никто не смог дотянуться.

Мы разрезали пояс, любовно обмыли ее и в погребальный костер бросили собственные волосы. Они шипели в огне, издавая едкий запах — запах принесенной в жертву юности.

Девушки были в отчаянии. Они просили меня сочинить песню о ней, чтобы спеть, когда мы будем отправлять ее прах домой. Мы передали урну с пеплом на корабль, сделав на ней надпись:

Это прах Тимады,

Что в безбрачье ушла

В Персефоны бессветные покои.

Жизнь ее пресеклась,

Как волосы наши,

Когда лезвием острым

Мы, товарки ее, их пресекли.

По острову разнесся слух, что одна из учениц Сапфо покончила с собой. Это было началом нашего конца.

Мой брат Харакс здорово растолстел и полысел. Лицо Родопис с годами все больше уподоблялось ее душе, и теперь внешне она была такой же, как и внутри. Зрелище далеко не ласкающее глаз.

— Сапфо, — сказала она, — нас беспокоят слухи о тебе и твоих ученицах, что доходят до нас. Говорят, одна молодая женщина повесилась из любви к тебе. Мы желаем тебе добра и потому не находим себе места. Мы волнуемся за твою репутацию.

— Моя репутация! — воскликнула я. — Моя репутация, как и твоя, давно уничтожена. Ты ведь знаешь, как говорят в Навкратисе: «Если твоя репутация погибла — получай от жизни удовольствие».

Родопис невинно захлопала глазами.

— Обо мне никто и слова дурного не сказал, пока ты не оболгала меня в своих непристойных песнях. Теперь мне нелегко восстановить мое доброе имя. Но, будучи уважаемой замужней женщиной и женой твоего брата, я должна просить тебя вести себя более осмотрительно.

— Убирайтесь вон! — закричала я на Родопис и Харакса. — И больше не появляйтесь здесь!

Ах, если бы Эзоп был здесь, он бы сочинил притчу с моралью: «Нет большей ханжи, чем бывшая шлюха».

24. После тимады

Не радуют больше

Земные радости,

Тоскую по заросшим лотосом Ахерона брегам.

Сапфо

Первая смерть ровесника поражает друзей, как удар молнии. Умирают деды и бабки, умирают родители, погибают в сражении воины, умирают на родильном ложе женщины, но когда пятнадцатилетняя девочка лишает себя жизни, ее друзья внезапно проникаются ощущением собственной смертности. Прежде смерть была для них мифом. Теперь стала реальностью.

— Почему мы не спасли ее, Сапфо? — спросила Дика.

— Потому что не понимали, как глубоко ее отчаяние, — сказала я. — Мы не можем спасти всех.

— Почему? Почему? Почему? — воскликнула Аттида.

— Потому что боги капризны, а пряхи не только прядут, но и перерезают нити. Жизнь распределяется не равными долями.

— Скажи, что мы никогда не умрем! — воскликнула Анактория.

— Если бы я это сказала, это было бы ложью, а я как ваш учитель никогда не лгу.

Мы улеглись все вместе на моей большой кровати, чтобы было теплее, и вспоминали Тимаду, какой она была в свои счастливые дни.

— Почему боги допускают смерть? — спросила Аттида.

— Потому что они завидуют смертным и хотят управлять нашими судьбами, — сказала я. — Примите это и сочините об этом песни. Отомстите им наилучшим образом.

Возможно, самоубийство Тимады потрясло нас, потому что предвещало судьбу каждой. Мои ученицы вкусили свободы только для того, чтобы ее у них тут же отобрали. План состоял в том, чтобы девушки успели поднатореть в искусствах, прежде чем выйдут замуж и станут добропорядочными матронами. Но женам в те дни приходилось не намного лучше, чем рабам. А искусство учит свободе. В этом-то и парадокс. Мы учим дев сочинять песни, а потом выдаем их замуж, и мужья затыкают им рты. Предчувствие этого порождает отчаяние, которое ведет к шумным ссорам, синхронным менструациям, истерикам, меланхолии. Тесная группка молодых женщин — явление очаровательное, но и взрывоопасное. Внутри ее столько подавленных страстей, готовых вырваться наружу.

Чем больше мы отгораживались от чужих глаз, тем больше слухов о нас ходило. Родопис настраивала против нас всю Митилену. Харакс пользовался ее клеветой, чтобы не выплачивать мне мою долю доходов с семейных виноградников. Каким бы опасностям я ни подвергалась, находясь среди чужих людей, самым моим вероломным врагом была моя семья.

Даже Питтак заявился ко мне в Эрес, чтобы предупредить о неприятностях, которые я могу на себя накликать.

— Твоя мать любила тебя, Сапфо, и я поклялся ей простить тебя и защищать, но слухи, которые ходят в Митилене, таковы, что мне трудно сдержать обещание. Твоя известность делает славу Лесбосу, но она на каждом шагу оборачивается скандалом.

— С каких это пор считается преступлением, если девушки собираются и поют песни? Во времена моей юности Лесбос всегда славился танцующими хорами молодых девушек.

— Сапфо, ты много лет отсутствовала. Пока ты узнавала мир, на Лесбосе произошли большие изменения. У нас была вспышка лихорадки, которая унесла половину жителей. Некоторые говорят, что ее принесли афиняне с их отравленными пиками. От них этого вполне можно ожидать — говорили, что в Трое они смазывали наконечники своих копий трупным ядом. Другие говорили, что лихорадку вызвал приток рабов, привезенных с войны. От нее умерли тысячи. Их рвало кровью, их лица становились черными, как земля. Те из нас, кто выжил, — все, кто выжил, — стали не такими беспечными, как в прежние времена. Симпосии теперь считаются опасными распространителями инфекции. Песни были ловушками. Даже танцы дев были отменены как зрелище. Люди перестали увлекаться лирическими стихами и начали видеть в них опасность. Им теперь нужны патриотические песни, песни войны и сражения, песни справедливости и мести. Мы с твоей матерью сожалели об этом, но понимали, почему так происходит. Беспечного Лесбоса, который мы знали прежде, больше нет. Атмосфера здесь переменилась. Когда-то мы прославились своей легкой и роскошной жизнью, теперь наши люди стали более осмотрительными. Долгая война меняет все.

— Значит, мы должны вернуть прежний Лесбос!

— Вернуть прошлое невозможно. Беспечный Лесбос моей юности, когда девушки пели девушкам и весь мир состоял из вина и песен, больше никогда не вернется. У нас теперь другие цели. Мы должны восполнить население нашего острова. Мы не можем себе позволить прежней роскоши. Поверь, никто не сожалеет об этом больше, чем я. Но мы должны трезво смотреть на вещи.

— Это означает, что песни больше не нужны?

— Не все песни, Сапфо. Но те песни, которые прославляют только любовь, устарели. Нам нужны песни, которые вдохновляли бы людей на спайку, солидарность и единство, песни, которые прославляли бы великий полис, а не одну только любовь. Прошу тебя, научи своих дев песням о гражданской гордости, о Митилене и ее славе, о радостях победы в войне и достигнутого мира. Вот какие песни нужны сегодня, а не глупые любовные вирши. Послушай, ведь ты великая поэтесса, ты можешь петь о чем угодно.