Книга Старший брат моего жениха - Лина Манило

Пережила бы Кира свидание с ним? У меня есть Руслан, а у нее? Есть у нее хоть кто-то?

Вдруг Кира вскидывает голову, смотрит на нас с Русланом, а на веках дрожат и переливаются слезы. Мне сложно понять причину этой драмы, которая разыгрывается на наших глазах, но этих двоих связывает явно что-то такое, от чего моя сестра впала в такой ступор.

— Я сошла с ума? — спрашивает, обводя нас с Русланом взглядом, а я нахожу еще одно отличие между нами: голос.

У Киры он низкий, хрипловатый и бархатистый, грудной. Сексуальный даже.

— Мне так тоже вначале показалось, — говорит Руслан.

Кира всматривается в его лицо, хмурится, будто вспомнить пытается. Не знаю, помнит ли она всех своих клиентов — мне не понять, что творится в чужой голове. Но даже если узнала Руслана, показывать это и, радуясь встрече, прыгать ему на шею точно не собирается.

Она смаргивает слезы, вытирает лицо тыльной стороной ладони, захлопывает входную дверь и машинальным жестом бросает на полочку ключи. Очень сосредоточенная, серьезная, в один миг выходит из ступора.

Присаживается на корточки рядом с едва пришедшим в себя мужиком, смотрит на него внимательно, чуть наклонив голову вбок. Их немой диалог длится и длится, а у меня дыхание перекрывает.

— Ты зачем вернулся?

— К тебе вернулся. Не рада?

Он держится за голову, чуть слышно стонет и кое-как поднимается, но на ноги встать не выходит. Так и остается сидеть, привалившись спиной к трюмо.

А мне кажется, что вот сейчас прольется чья-то кровь, столько ненависти витает в комнате. Она осязаемая, плотная, как кусок прогорклого маргарина, концентрированная.

И как подтверждение моих ощущений звонкая пощечина и слова, наполненные самой чистой яростью:

— Я ненавижу тебя, Симонов. Чтоб ты сдох, тварь. Это все из-за тебя?! Ты слышишь? Из-за тебя! Всю жизнь мне, урод, поломал. Ненавижу.

Мне кажется, мы тут лишние, но уйти не получается — будто застряли в зрительном зале, а на сцене греческая трагедия.

Руслан смотрит на часы, тяжело вздыхает. Наверняка чувствует себя не в своей тарелке как, собственно, и я. Вся эта затея с визитом сюда — глупая. Но и уйти я не могу.

— Кириш, послушай, — мужчина запускает руку в свои светлые волосы, будто таким образом избегает резких движений. — Я ведь не хотел, так вышло. Виноват перед тобой, но прости. Я без тебя с катушек слетаю, столько глупостей наделал. Но я люблю тебя, слышишь? Люблю. Не могу я без тебя. Столько лет прошло, но не могу. Девушку напугал, все перепутал. Прости меня.

И еще кучу глупостей говорит, какими засыпал меня, жарко дыша в шею. Бр-р. Но действительно казался сумасшедшим, голодным каким-то, отчаявшимся.

— Симонов, вали отсюда. Проваливай, я не хочу тебя видеть! Никогда больше не появляйся, иначе убью тебя. Бог свидетель: убью.

Кира закрывает лицо руками и оседает, опираясь спиной на противоположную от Симонова стену. И сквозь преграду и слезы наружу рвутся слова:

— Уйдите, все уйдите!

Симонов — даже имени его не назвала — как-то очень по-детски жалобно шмыгает носом и, тяжело опираясь на руки, все-таки встает и идет к двери. Потом оборачивается ко мне и говорит:

— Извините, девушка, пожалуйста. Я не хотел.

Я киваю, и он выходит прочь. А Руслан, безошибочно угадав мои желания, тоже покидает квартиру.

Оставив нас наедине.

Виолетта

Есть вещи, от которых не убежать. Есть события, от которых не скрыться. Как ни прячься, не ныряй в самое пекло, не обзывай себя Виолеттой, далеко не уйти.

В первую очередь от себя самой.

Наверное, я знала, что рано или поздно это случится. Не так уж и спряталась. Но все равно видеть Олега перед собой — больно. Он, как напоминание, ожившая память. Человек, из-за которого я в этом дерьме и оказалась.

Вдруг мне становится так тошно. От себя, этой квартиры, Олега. От жизни своей дурацкой, поломанной.

А еще есть девочка, поразительно на меня похожая, носящая такое же имя. Законная дочь моего папаши. Принцесса, которой досталось в этой жизни все лучшее: хорошая семья, гордость отца, любовь матери. Ее жизнь могла бы быть моей, но, увы, вышло как-то иначе.

В детстве перед сном я каждый раз загадывала одно и тоже желание: пусть у меня будет папа. Пусть будет нормальная семья, а не… ну да бог с ним. Я давно уже не вспоминаю о своих глупых фантазиях. И даже появление в моей жизни отца ничего особенно не изменило. Не сумело изменить.

Потому что поздно.

Но он старается, и я позволяю ему играть эту роль.

А еще он дал мне свою фамилию, и я приняла ее не потому, что так сильно хотела ее носить или мне нужна была сатисфакция — нет. Мне и отец-то не сильно уже нужен, выросла из глупых розовых мечтаний. Мне просто нужен был шанс порвать с прошлым. И настоящим.

Еще немного, и я бы скопила нужную сумму и уехала в дальние края, где никто не знал бы ни о моем неуютном детстве, ни о слетевшей с катушек и спившейся матери, ни о том, чем занималась когда-то. Чем занимаюсь сейчас.

Шанс на новую жизнь, возможность прожить ее иначе — это все, что мне нужно от отца. И то немногое, что он смог мне дать. Спасение от себя самой.

Осталось совсем чуть-чуть, но… Олег Симонов — моя школьная любовь и человек, который утопил меня в этом болоте — снова вернулся.

Зачем?

Пусть на хер валит, дерьмо. Мне уже не восемнадцать — та девочка Кира умерла в сыром подвале, где ее мучили сутки, вытрахивая душу и гордость. И все из-за него, пусть он и думает иначе.

Я хочу, чтобы меня все оставили в покое. Пусть убираются к чертям собачьим в свои счастливые сахарные жизни. Нечего им тут делать.

Не могу больше все это терпеть, видеть никого не хочу. И я веду себя по-детски: закрываюсь от мира ладошками, а слезы текут и текут по лицу. Ну и пусть, я тоже живой человек, тоже имею право плакать.

Рядом шаги, бормотание, голос Олега. Я ничего не вижу и не слышу, не разбираю слов. Если так просижу до утра, их же не будет? Никого не будет?

Господи, пусть так.

— Уйдите, все уйдите! — выкрикиваю, давясь рыданиями, своей болью.

Как Олег узнал, где я живу? Неужели мать? Она ему сказала? Предательница… я же просила ее хранить секрет. Или отец? Он же тоже адрес знает. Может быть, он?

Устала. Чертовски устала.

— Кира… — меня легонько трогают за плечо, а цветочный аромат проникает сквозь все преграды, ломает барьеры.

Эта чистенькая умненькая девочка, которой так гордится наш отец… что она знает обо мне? О жизни моей? И нужны ли ей эти знания? Разве девчушки из карамельных замков должны пачкаться в моей грязи?