Книга Хозяин моего сердца - Ольга Райская

— Да, господин. Я по важному делу, — дрожащим голоском пропищала Линити. Во дворце ее решительность дала трещину, и служанке стало страшно. Злополучный пузырек жег руки.

— Проходи, — Журс открыл дверь и кивнул девушке, приглашая войти.

Дверь за спиной хлопнула, и Линити вздрогнула, обернувшись к поверенному императрицы. Журс ее пугал. Служанке всегда казалось, что в мужчине таится что-то хищное и злое, готовое вот-вот вырваться наружу.

— Говори! — приказал он.

— Вот, вам просили передать. Вы сами знаете кто… — дрожащими руками она протянула ему пузырек.

— Тише! — мужчина схватил пузырек и тут же спрятал его в тыльном кармане камзола. — Надеюсь, ты никому не проговорилась об этом, девушка?

Светло-голубые, почти белесые глаза Журса приводили Линити в ужас. Она отчаянно замотала головой, в тайне мечтая поскорее покинуть покои этого жуткого человека.

— Замечательно. У меня будет к тебе одна просьба. Это касается сама понимаешь кого.

— Эм… мне обещали, что вы со мной расплатитесь… — едва слышно пролепетала девушка.

— Непременно, — мужчина улыбнулся, и по спине служанки прокатилась волна озноба. — Сразу, как только ты мне поможешь. А сейчас присядь и подожди. Я прикажу подать тебе что-нибудь освежающего. Ты слишком взволнована.

— Не стоит… — попыталась возразить Линити, но церемониймейстер ее уже не слушал, он спешно покинул свои покои, аккуратно прикрыв дверь.

Вошла незнакомая ей служанка, подошла к маленькому столику и поставила на него высокий бокал с водой, в которой плавали небольшие кусочки фруктов. Она ушла, не сказав ни единого слова.

Линити перевела дыхание и присела на мягкую оттоманку рядом со столиком. Никогда еще ей не было так страшно. Сердце отчаянно колотилось в груди, а на висках выступила испарина. Девушка пригладила волосы и потянулась к стакану. От волнения в горле пересохло, и хотелось пить.

В несколько жадных глотков выпив напиток, Линити поставила пустой бокал на столик и зевнула. Волнение отступало. Ей вдруг очень захотелось спать, а все происходящее показалось незначительным. Она удобно расположилась на узком ложе, почти свернувшись калачиком, и погрузилась в сон. Это был последний сон в ее жизни. Через несколько минут ее сердце остановилось.

Практически сразу отъехала тайная панель, и в помещение вошел хозяин повоев в сопровождении двух военных.

— Избавьтесь от тела, не привлекая внимания! — приказал он.

Пустой бокал церемониймейстер бросил в тот же мешок, в который упаковали бездыханное тело служанки. Лишние свидетели никогда не были нужны его госпоже, а свою роль девчонка уже сыграла.

***

Утро у Невелуса не заладилось. Обычно император не позволял себе излишеств, предпочитая твердый ум и крепкую память, но вчера как-то незаметно расслабился. Он зажмурился и потряс головой. Там внутри, под черепной коробкой кто-то весьма вредный стучал противными молотками, а перед глазами вставали картины вчерашней оргии. Вино текло рекой, танцевали обнаженные женщины. Он пил и пил, кубок за кубком. Потом лил вино на обнаженные тела танцовщиц, слизывал его с молочных грудей, сосков, упругих животов… Боги! Как же плохо… В такие минуты отчетливо понимаешь, что император тоже смертный, и с богами человеку никогда не сравниться.

Едва забрезжил рассвет, ему приелось праздное веселье. Невелус прогнал женщин, велел убрать вино, но душа не успокоилась. Он долго мерил шагами спальню. Ему мерещилась Намина. Жена. Будь она проклята! Безжалостная, лживая стерва! Вот Намина лежит в их постели, откинувшись на подушки. Хищными алыми губами тянется к спелым ягодам винограда. А взгляд у нее такой, что император воет от пронзившей тело похоти. Вот жена, абсолютно обнаженная, сидит перед зеркалом и призывно облизывает свои пухлые губы. Невелус помнил, как ощущаются грешные прикосновения ее языка на члене! Бездна! Он помнил, а надо забыть, выкинуть из головы! Прочь! Прочь, Намина!

Сон тоже был прерывистым, беспокойным и наполненным кошмарами, а пробуждение словно облегчило его страдания, не смотря на боль во всем теле, которую не уменьшил даже утренний душ.

Невелуса не беспокоили, и это было непривычно. Обычно его трудовой день начинался рано и заканчивался… А заканчивался ли он? Но в это утро к нему не зашел ни личный слуга, ни секретарь. Все как сговорились!

— Эй, кто там… — простонал император, откинув голову на высокую спинку мягкого кресла.

Тот час двери в спальню распахнулись и, низко кланяясь, вошел распорядитель.

— Простите, Ваше величество! Мы не думали, что вы уже встали… Мы не хотели вас беспокоить…

— Голова-а-а! — простонал Навелус, и тот час в комнату скользнула гибкая девичья фигурка.

Точнее, фигурку он заприметил боковым зрением, основной его взгляд, алчный и вожделенный, был направлен на высокий стакан, наполненный чем-то жидким. Только сейчас он ощутил, как пересохло во рту.

— Выпейте, мой господин, — прошелестел ласковый женский голос.

Знакомый голос, желанный. Дара, где же ты была вчера? Почему не приходила, когда ему было так плохо? Невелус потянулся за стаканом. Руку прострелило холодом. Да, ледяная жидкость — то, что нужно сейчас, чтобы покончить с выматывающей его засухой.

Сделав первый глоток, император едва не поперхнулся. Вместо вкуса кристально чистой, свежайшей, живительной воды, он почувствовал нечто кислое. Причем, настолько, что Невелус зажмурился и затряс головой. Боги! Ну и гадость!

— Пейте, мой император! Пейте! — нежно ворковала Дара.

Он сделал еще глоток мерзкой жижи и… Полегчало! Кто бы мог подумать! Улыбнувшись, император окинул похотливым взглядом рабыню. Пожалуй, прежде, чем девушка послужит приманкой для ее сбежавшего братца, Невелус успеет потушить с ней пожар своих чресел. Пожалуй даже не раз. Все они: и Ригли, и Намина, и даже Дара — у него в кулаке.

Он потянул за кожаный ошейник, сжав свою руку в кулак и притягивая девушку к себе.

— Вот вы у меня все где! — процедил император.

— Господин… — задыхаясь, прохрипела Дара, и Невелус брезгливо оттолкнул от себя рабыню.

— Завтрак подан, Ваше величество! — объявил вошедший церемониймейстер.

Пожалуй, плотские утехи немного подождут. Невелус обернулся, посмотрел на сидящую на полу Дару, словно оценивая, что его больше привлекает: девушка или пища. И, видимо, склонился к еде, потому что бодро зашагал в столовую.

Императорский повар постарался на славу. Застеленный белоснежной скатертью стол ломился от его любимых блюд. Здесь был и молодой, со слезой сыр, нарезанный тончайшими ломтиками, и розовая ветчина, и копченая рыба с синих островов, истекающая ароматным жиром. А воздух пропитался ароматом свежего хлеба. Судя по скорости, с которой на нем таяло масло, он был еще теплым. Но венцом кулинарного искусства конечно же являлись любимые пирожные Невелуса — крошечные, буквально на один укус, с тонкой, едва ощутимой на языке бисквитной стенкой и взбитым, цитрусовым кремом внутри.