Книга Что же тут сложного? - Эллисон Пирсон

– У моей мамы климакс прошел спокойно, – говорю я. – Не понимаю, почему мне так тошно.

– Думаю, у них все было иначе, – отвечает Салли и берет меня под руку: мы приближаемся к самой крутой и скользкой части тропинки. – Мы строим карьеру, заводим семью позже и переживаем то, что они называли “переменой”, когда дети еще не уехали из дома, а родители уже старенькие, болеют или нуждаются в помощи. Помню, маме делали химиотерапию, как раз когда Оскар сдавал выпускные экзамены в школе, и я разрывалась на части. Да и у тебя ведь то же самое: за несколько дней до того, как выйти на новую работу, ты ездила проведать родителей Ричарда и свою маму. А теперь устраиваешь вечеринку, чтобы подбодрить Эмили, и вдобавок тебе приходится общаться с этими противными мальчишками на работе. Правильно нас называют.

– Как называют?

– “Поколением сэндвича”. Сейчас об этом пишут во всех журналах. Если бы мы родили тогда, когда назначено матерью-природой…

– То есть в восемнадцать?

– Или даже в пятнадцать… К климаксу были бы уже бабушками, если не прабабушками. Теперь же нам приходится ухаживать за всеми, да при этом еще постараться не вылететь с работы, вот как тебе сейчас. Чего же тут удивляться, что ты так нервничаешь, Кейт. Тебе нужно научиться быть добрее к себе.

Я поднимаю Ленни, вытираю его грязные лапы полотенцем, которое специально для этого вожу в багажнике, и отвечаю, что я бы с радостью сняла с себя часть груза, но это невозможно, по крайней мере сейчас, пока Ричард не работает. А так-то я, разумеется, согласна, что быть почтенным старейшиной племени куда приятнее, чем начинкой безумного поколенческого сэндвича.

– Как думаешь, Сал, какая я начинка? Тунец с майонезом? Или яйца с кресс-салатом?

Салли отвечает, что не знает.

– Но как бы то ни было, дорогая моя девочка, ты размазана очень тонким слоем. Пожалуйста, сходи к Доктору Либидо, обещаешь?

Когда она уезжает, я снова проверяю входящие. Несколько новых писем, в том числе и от Джея-Би, с темой, которая не сулит ничего хорошего: “Грант Хэтч”. А того письма, которое я жду с таким нетерпением, нет как нет. Где же ты? Пожалуйста, откликнись.

07:11

Вернувшись домой, я осторожно спрашиваю у Бена, не обойдется ли он на Рождество без недоступной, распроданной “плейстейшн”. После провала с паролем я уже не надеюсь успеть ее купить. Стоит мне подумать о том, что нужно как-то спасать ситуацию, разобраться с тем, что припас для меня этот дикий хипстер Джей-Би, да заодно обеспечить бельем и полотенцами дюжину гостей, как мне сразу хочется запереться в палате, обитой войлоком, и орать несколько часов кряду. Я невзначай интересуюсь у Бена, не хочет ли он в качестве главного рождественского подарка что-нибудь другое вместо “плейстейшн”, которую невозможно найти, потому что они везде закончились.

– Может, новый велосипед?

Ложка со звоном падает в миску с хлопьями, забрызгав стол молоком, рот округляется, как у персонажа “Крика” Мунка, – когда Бен был маленьким, такое выражение лица всегда предупреждало меня, что сейчас он закатит истерику, бурную, как извержение вулкана Кракатау. В отличие от моей дочери, сын пока не научился скрывать эмоции. Не хватает ему умения притворяться. Я читаю его, точно верхнюю строчку таблицы для проверки зрения. И от этого мое сердце тает.

– Нееееет! – кричит Бен. – Ну, мам, три-дэ – это так круто. Прям голова раскалывается.

– Полезно для здоровья, ничего не скажешь, – Ричард поднимает взгляд от телефона. – Кстати, о здоровье. Кейт, я тут подумал, что неплохо бы внести кое-какие изменения в рождественское меню.

Так-так. Звучит тревожная сирена “мужчина заинтересовался Рождеством”. Я напрягаюсь, но уточняю сладким голосом:

– Это какие же, например? Ты же знаешь, Рич, на Рождество готовят традиционные блюда.

– У Джоэли в этой области многолетний опыт, и она рассказала мне о содейке. Это куда легче.

– Задейка? Какое-то двусмысленное название.

– Содейка, то бишь соевая индейка. – Ричард морщится и поднимает пальцем очки вверх, ближе к переносице. – Негенномодифицированная соя и киноа. Очень вкусно, и сахар потом ни у кого не подскочит.

– Гадость какая, – замечает Эмили, которая сидит на подоконнике и черным лаком красит ногти на ногах. Она заговорщически улыбается мне, и я думаю: вот и славно, мы снова друзья, потому что я разрешила устроить вечеринку, а папа не одобрил.

– Эмили права, Рич. Ты же не думаешь, правда, что твои родители станут на Рождество есть киноа? Помнишь, как мы угостили Барбару бататом, а она заявила, что в войну этим свиней кормили?

Ричард передергивает плечами, затягивает неоново-желтый пояс ветровки.

– Рождество все же не догма, верно? Нужно быть открытым переменам. Кстати, Джоэли говорит…

Только не она опять. Я начинаю тихо ненавидеть эту крепкую, здоровую кошатницу, специалистку по климаксам, хотя никогда ее не видела. Евангелие от святой Джоэли меня порядком утомило. Рич себе новую мамочку нашел, что ли? Я меняю тему и весело предлагаю Ричу в кои-то веки отказаться от велопрогулки и принести с чердака елочные игрушки, а потом съездить со мной в супермаркет за едой и напитками для вечеринки Эм. Рич сердито отвечает, что готовится к большой майской гонке и не может позволить себе пропустить ни дня. “Это не велопрогулка, Кейт, а тренировка”.

После его ухода Бен кладет голову мне на руку:

– Мам, а можно у нас на Рождество будут сосиски в беконе и запеченная картошка?

– Конечно, можно, милый.

– Я хочу, чтобы все было как раньше, – слишком тонким для своего роста голосом объясняет Бен. С лета он вымахал на добрых три дюйма. На спине появились призрачные растяжки, серебристые, как полоски на березе. – Мам, а елку мы в новом доме куда поставим? Мне нравился наш старый дом.

– Мне тоже, милый, но ты же знаешь, нам пришлось переехать, потому что у папы учеба, а у мамы новая работа в Лондоне. Я обещаю тебе, все будет так же, как раньше. И в нашем новом доме вскоре будет уютно. Умница Петр закончит кухню, правда же, Петр?

– Кншшн, – из подполья приглушенно доносится утвердительный польский ответ.

10:17

“Куда ни смотришь – Рождество повсюду”, – льется, точно акустическое какао, из двери каждого магазинчика, что попадаются мне сегодня утром по пути на работу. Говори за себя, Майкл Бубле[63]. Я до сих пор пытаюсь понять, как такое может быть, что у детей на той неделе начинаются каникулы. На улице тепло, и мне все кажется, что сейчас конец октября. Я и забыла, как трудно организовать семейное торжество, когда работаешь полный день. Потому что Рождество само по себе работа на полный день, а мне сейчас отлынивать нельзя, я же на испытательном сроке.

Поговаривают, что с Грантом Хэтчем мне договориться не удалось – и даже напротив. Джей-Би прислал мне краткое письмо с требованием представить полный отчет о встрече, а заодно и предложить “варианты того, как нам исправить ситуацию с Грантом”. Первое, что приходит в голову, – химическая кастрация. Мне срочно нужно привести какого-нибудь нового клиента, дабы оправдать зарплату. О сделке с русскими пока ничего не слышно. Документы отправили начальнику отдела рисков, потом передадут в совет, и те их подпишут, если в результате проверки выяснится, что все в порядке и члены совета сочтут, что мистер Великовский вряд ли окажется замаскированным злодеем из бондианы, который стремится захватить власть над миром. По крайней мере, в ближайшие три года.