Книга Секретная команда. Воспоминания руководителя спецподразделения немецкой разведки. 1939—1945 - Отто Скорцени

Исходя из интересов Германии немецкие конструкторы старались разработать новое «специальное оружие» и применительно к люфтваффе. Подобные исследования велись, в частности, в 200-й бомбардировочной эскадре[184].

В этой связи нельзя не сказать о группе летчиков данной эскадры, лидером у которой являлся обер-лейтенант Ланге.

В своем стремлении нанести противнику максимальный ущерб они были даже готовы превратить свои самолеты в управляемые бомбы, направляемые на важные цели, и прежде всего на корабли противника.

Многие считали этих людей сумасшедшими, ведь разве может нормальному человеку прийти в голову идея добровольно пойти на смерть? Разве такое самопожертвование во имя родины могло сочетаться с самой сутью немца, как носителя европейских ценностей? Честно говоря, когда мне стали известны планы этих летчиков, я думал точно так же. Тогда же, а это было весной 1944 года, до меня дошло известие, что и Адольф Гитлер не был согласен с подобными намерениями. Он считал, что такая готовность принести себя в жертву не соответствует характеру белой расы и немецкому менталитету, подчеркивая, что смертельные полеты японских камикадзе не достойны подражания.

Однако я слышал и совсем иное мнение, высказанное широко известной тогда немецкой летчицей Ханной Райч. Мне от нее пришло приглашение о встрече, и я охотно воспользовался им, горя желанием познакомиться с этой женщиной, которая не менее храбро, чем мужчины, уже много лет занималась испытаниями новых типов самолетов. Особенно импонировало то обстоятельство, что она уже давно испытывала наиболее быстроходные и самые современные реактивные истребители. Ее не сломила даже катастрофа, произошедшая за два года до описываемых событий.

Как бы то ни было, в один прекрасный полдень я оказался в уютно обставленной гостиной в доме Ханны Райч. Навстречу мне вышла невысокая и довольно хрупкая женщина, на лице которой еще виднелись следы от перенесенной катастрофы. Ее большие, живые и выразительные голубые глаза критически оглядели меня.

Как человек общительный, о своих мыслях она говорила совершенно открыто, не только всем сердцем поощряя стремления Ланге, но и изъявляя готовность лично участвовать в подобных операциях.

— Мы не сумасшедшие, которые бессмысленно ставят свою жизнь на карту, — с присущим ей темпераментом заявила Ханна. — Мы — немцы, пламенно любящие свою родину и ценящие свою собственную персону гораздо меньше, чем благополучие и счастье всего народа. Г[оэтому мы готовы идти на смерть, если этого требуют интересы отчизны!

Только тогда я понял смысл этого идеализма, ведь каждый солдат на фронте ежедневно и ежеминутно рискует своей жизнью. Причем делает он это сознательно, а не оттого, что шансов выжить у него не осталось.

Таким образом, эти люди, о которых речь шла выше, не являлись личностями, разочаровавшимися в жизни. Нет — это были идеалисты, готовые в той большой беде, в которой оказалась родина, пожертвовать собой ради ее блага. Я понял наконец смысл слов, сказанных Ханной Райч, этой горячо любящей Германию и борющейся за нее женщины. Она, так же как и обер-лейтенант Ланге со многими своими боевыми товарищами, без всякой агитации и мыслей о вознаграждении или славе целиком и полностью отдала себя этой идее.

И все же я считал, что в дальнейшее совершенствование данного вида оружия следует внести некоторые изменения. Конечно, нельзя было исключить, что под давлением обстоятельств нам придется избрать для себя путь, предложенный Ланге, но тем не менее следовало искать и такой вариант, который оставлял бы пилоту пусть небольшой, но все же реальный шанс остаться в живых. Позднее мне довелось убедиться в своей правоте и увидеть, что желание принять участие в смертельно опасной операции у многих добровольцев только возрастает, если у них остается хотя бы один шанс из ста на спасение. И это относилось не только к спецоперациям. На фронте также имелись сотни и даже тысячи таких бойцов-смертников.

Однако совершенствование вооружения, осуществлявшееся в 200-й бомбардировочной эскадре, которой тогда командовал полковник Хайгл, проходило не столь успешно, как того ожидали заинтересованные стороны. Преследуя свои особые цели, я внимательно следил за всеми стадиями этой работы. Мне хотелось дополнить успешные действия морских малых боевых частей одновременными атаками «особых подразделений» люфтваффе, что заметно повысило бы эффективность проводимых спецопераций. Ведь это, с одной стороны, привело бы к распылению оборонительных сил противника, а с другой — заметно снизило бы наши потери.

Основная идея, заключавшаяся в переделке уже имеющегося вооружения и применявшаяся в военно-морских силах, применительно к люфтваффе первоначально казалась неосуществимой.

И вот во время случайного посещения Пенемюнде[185] мне в голову пришла одна интересная мысль. Вместе с одним полковником люфтваффе на пассажирском варианте самолета «Бюккер-Юнгманн»[186] я отправился на остров Узедом в Балтийском море. Мне хотелось посмотреть пробные старты «Фау-1»[187] и других видов секретного оружия. У меня нет уверенности в том, что мне тогда показали все, что было создано, но и увиденного вполне хватило. Здесь действительно разрабатывались новые виды «оружия возмездия».

Я внимательно рассмотрел «Фау-1» и, наблюдая за ее пуском со стартовой площадки, подумал: а что, если эту ракету сделать пилотируемой наподобие одноместной морской торпеды? По моей просьбе мне разрешили быстро просмотреть характеристики, касавшиеся общего веса ракеты, веса топлива и боезаряда, максимальной скорости, дальности полета и системы управления. К сожалению, у меня не было соответствующего образования, и поэтому приходилось прислушиваться к мнению других. Требовалось как можно скорее ликвидировать пробелы в своих знаниях.

Обо всем этом я и думал во время обратного полета на самолете, имевшего, к моей особой радости, систему двойного управления. Мы сели в Берлине на летном поле, принадлежавшем концерну «Хейнкель», где меня поджидал Радл.