Книга Хорошая я. Плохая я - Эли Ленд

Майк поднимается на сцену, благодарит школу за поддержку. Я переползаю на его место, чтобы быть рядом с Саскией. Глаза у нее стеклянные. Как у куклы. Вид потерянный. Отсутствующий. Она далеко. Там, куда ее унесли таблетки. Иззи закрывает церемонию, она играет на гитаре и поет «Где-то над радугой»…[22]. Потом все перемещаются в библиотеку, где накрыт стол с напитками. Мисс Кемп подходит к нам, выражает соболезнования, кожа у нее на руках до сих пор сухая. Мы стоим втроем, все толкутся вокруг нас, похлопывают меня по плечам, дотрагиваются до спины, рук. Я изо всех сил терплю, чтобы не вздрагивать. Ужасное несчастье, говорят они, я отвечаю – да. Ужасное.

Уже перед уходом к нам подходит мама Иззи, миниатюрная француженка. Под кайфом. Ясно теперь, где ее дочка берет витаминки.

– Что хорошего может быть во всем этом? – говорит она. – Бессмысленная трагедия.

Майк кивает, она оборачивается, чтобы взглянуть на меня.

– Как тебе было в Ветербридже, понравилось?

Было. В прошедшем времени.

– Я слышала, тебя куда-то скоро переводят. Сас говорила мне перед тем, как это все стряслось.

Саския молчит, то ли язык проглотила, то ли действуют таблетки, которые она принимает каждый день.

– В любом случае, – продолжает она. – Quelle bonne nouvelle. Какая прекрасная новость!

Она целует Майка и Саскию, меня игнорирует. Когда она удаляется, Майк извиняется. Я киваю, пытаюсь сохранять бодрый вид, но вокруг маленькие ангелы трубят в свои маленькие трубы – в честь Фиби, не в мою честь.

* * *

После школьного прощания Майк с Саскией поехали на похороны Фиби. Скромная церемония, только семья и близкие друзья. Майк завез меня к Валери, сказал, что мне лучше не ходить, им с Саскией нужно попрощаться с Фиби. Я сказала, что все понимаю, но в душе огорчилась из-за того, что он по-прежнему не воспринимает меня как члена семьи. Знаю, что так рассуждать – чистый эгоизм, но ничего не могу с собой поделать. Подвешена, как морковка. Иду в свою комнату.

Ты приходила ко мне прошлой ночью, первый визит после долгого перерыва. Ты сказала – наступило время. Какое время? – спросила я. Ты не ответила, только сбросила кожу перед уходом, чешуйчатый лоскут спрятан у меня под подушкой, он кажется таким реальным, что сейчас я даже приподымаю подушку, проверить – там ли он.

Я не могу заснуть и оказываюсь на пороге комнаты Фиби, открываю дверь. Ее запах до сих пор витает в воздухе, сладкий и манящий. Прикрываю за собой дверь. В комнате все так, как она оставила, школьная сумка валяется на полу, рядом груда папок, на столике у кровати томик «Повелителя мух». Скоро Майк и Саския разберут ее пожитки, от ее жизни ничего не останется. Открываю ящик стола, в котором она хранила ноутбук, но там пусто. Проверяю в шкафу и в сумке. Может, она оставила его в школе, но маловероятно, что она его брала. Мне не нравится пропажа компьютера, и мне не нравится то чувство, которое вызывает у меня его пропажа.

38

Чаепитие по случаю моего дня рождения отменили, оно намечалось на прошлые выходные, но мы тогда жили в отеле. Вместо этого решили отметить сегодня, в субботу перед окончанием семестра, в узком кругу. Семейный ужин, никаких гостей, так сказал Майк. Только мы втроем. Когда я спускаюсь на кухню, на столе нахожу подарок. Открываю его. Это часы, на обратной стороне выгравировано: «С 16-летием. Счастья. С любовью М&S». Возникает такое чувство. Что я член семьи.

Когда входит Майк, обращаю внимание на то, как он передвигается, все еще медленнее, чем раньше, до несчастья с Фиби. Самые простые дела – например, поставить чайник на плиту, требуют усилий. Это очень изнурительно, продолжать жить, когда любимый человек умер. Рубашка на нем застегнута неправильно, но я не решаюсь ему об этом сказать, просто беру у него из рук чайник и велю сесть. Он подчиняется без возражений.

Я редко вижу Саскию, но когда это случается, глаза у нее красные, опухшие, как будто живешь рядом с одной из тех мам, у которых ты отняла детей. Каково им было узнать, что больше никогда не увидят, не обнимут своего ребенка. Заварив чай, спрашиваю Майка, не отнести ли чашку Саскии.

– Попробуй, – отвечает он. – Она сегодня собирается сделать над собой усилие.

Я несу чашку с чаем в ее комнату, стучусь в дверь, ответа нет. Снова стучусь, на этот раз она откликается – войдите. В комнате темно, немного света с улицы проникает через окно ванной. Воздух затхлый. Пыльный.

Она еще сильнее похудела, больше не встречается с Хасаном, ни с кем не встречается.

– Я заварила вам чай.

Она кивает, но не двигается с места, так и сидит на краешке кровати.

– Оставить вам его?

Она снова кивает, я ставлю чашку на туалетный столик, ее глаза наполняются слезами. Когда страдаешь, доброта причиняет боль.

– Простите, мне не следовало вас беспокоить.

Она вытирает слезы, качает головой.

– Дома без нее так тихо. Как глупо, мне всегда больше всего не хватало покоя, а сейчас, когда ее нет, мне больше всего не хватает ее.

Я ничего не говорю, пока рано. Я читаю разные статьи в Интернете о том, как помочь людям, которые переживают горе, как с ними обращаться. Не забывать про бытовые мелочи – подать горячую еду на стол, выбросить мусор. Быть рядом, но не мозолить глаза. Выслушивать, если они заговорят, но не лезть с разговорами.

– Я скучаю по ней, хоть временами она меня и ненавидела. Не надо спорить, мы все знаем, что я была не самой лучшей матерью.

Ее пальцы теребят края именного ожерелья. Золотого. Она едва заметно улыбается, грустной улыбкой. Как будто что-то осознав. С силой дергает цепочку, срывает ожерелье и, покачав в руке, бросает на пол.

– Я всегда поступала неправильно с Фиби, во всем.

Я сажусь рядом с ней на кровать, беру ее руку в свою, говорю, что она поступала правильно, что она хорошая мать – напоминаю про талисман, который она купила мне. Она плачет, склоняется мне на плечо. Мы сидим так некоторое время. Чувствую, как ее слезы просачиваются через мою хлопчатобумажную футболку. Мне неприятно, но я терплю, в надежде что такие мгновения они с Майком вспомнят, когда придет время принимать решение об отправке меня в другую семью.

– Нужно принять душ, – говорит она.

Я киваю, перед уходом напоминаю про чай. Возвращаюсь к Майку, он спрашивает, как она.

– Встала, собирается в душ.

– Отлично, ты преуспела больше, чем я.