Книга Не плачь - Мэри Кубика

– Как она? – спрашиваю я у фельдшера. Он обещает, что с ней все будет в порядке. Никак не могу собраться с духом и посмотреть Эстер в глаза. Хотя я не вижу ни крови, ни ран, мне кажется, что внутри у нее все переломано.

– Я была не очень хорошей соседкой, – признаюсь я, косясь на Эстер, но вижу, что она смутилась и пришла в замешательство. Потом она снова смотрит на меня, и я вижу, какая она слабая. Ей было холодно и страшно. Глаза измученные, спутанные, грязные волосы отросли, подчеркивают ее худобу. Ей нужно подстричься. Глажу ее по голове; трудно поверить, что всего сутки назад я была уверена в том, что она меня преследует, что она пытается меня убить.

Но теперь я отчетливо осознаю: моя Эстер не такая. Нет. Эстер меня ни за что бы не обидела.

Только теперь я понимаю, что это правда.

– Что ты имеешь в виду? – тихо, еле слышно спрашивает она. Она, кажется, потеряла голос. Подносит руку к шее; так и есть, у нее болит горло. – Ты хорошая соседка, Куин. Очень хорошая. Ты ведь меня нашла, – шепчет она. – Ты меня спасла! – Она заходится кашлем.

– Не нужно ничего говорить, – отвечаю я. – Отдыхай.

Но когда я отворачиваюсь, она хватает меня за руку.

– Не уходи! – просит она, я глубоко вздыхаю и вспоминаю обо всем, что натворила: обыскивала ее комнату, да не один и не два, а целых три раза, как я нашла то, что явно не предназначалось для моих глаз. Мне не нужно рассказывать ей, что я нашла: она и так знает.

Она понимающе кивает, когда я одними губами произношу: «Джейн Жирар». Так теперь зовут Эстер.

Потом я рассказываю, что ей звонила девица по имени Мег; она откликнулась на ее объявление в «Ридере». Мег собиралась стать ее соседкой вместо меня. Стараюсь не выдавать обиды; ведь Эстер и так многое пришлось пережить. И все же мне больно рассказывать о Мег, больно признаваться: я знаю, что она хотела заменить меня другой соседкой.

– Ах, Куин! – говорит Эстер и из последних сил сжимает мне руку. – Соседка нужна тебе. – Я прихожу в полное замешательство. – Это я собиралась съехать.

Потом она все объясняет.

Когда Эстер была маленькой – ей было всего год или два – ее сестра утонула. Она умерла. Эстер ничего не знала о своей сестре, хотя видела ее фотографии, а также слышала историю, которую ей несколько раз рассказывали: они жили в отеле, Эстер, ее мать и сестра Женевьева. Стоило всего на минуту оставить Женевьеву одну в ванной, она захлебнулась и умерла. Почему же ее оставили одну в ванной? Из-за Эстер. Так ей рассказывали, хотя мать всегда добавляла в конце: «Эстер, ты ни в чем не виновата. Ты тогда была совсем крошечной. Ты ничего не понимала».

Однако Эстер росла с сознанием своей вины. Кроме того, ей всегда казалось, что ей чего-то недостает. Из-за нее умерла ее сестра. Ей трудно было справляться с горем; она обратилась за помощью к одному психологу, тому самому, чью визитку я нашла; его звали Томас Наттинг. Он ей помог, но только чуть-чуть, не до конца. Горе то и дело напоминало о себе, пригибая Эстер к земле. Она не могла дышать. До того дня, когда мать призналась, что Женевьева вовсе не умирала. «Она меня обманывала, – говорит Эстер. – Она всех обманывала. Никогда не прощу ее за то, что она сделала».

И Эстер, которая делает все на сто десять процентов, решила найти Женевьеву. Она ее разыскала. По ее словам, она нашла сестру года полтора назад. Нашла ее через сайт усыновления, и они договорились встретиться.

Эстер предвкушала счастливое воссоединение семьи. Ее переполняла радость.

Однако воссоединение обернулось шантажом и угрозами. Женевьева хотела разоблачить мать за то, что та отдала ее в приемную семью, бросила, солгала. Она стала преследовать Эстер. Без конца названивала ей по телефону, хотя Эстер дважды меняла номер. Женевьева все время находила ее. Она приходила к ней домой; посылала ей письма. Эстер не собиралась соглашаться с Женевьевой; она не хотела участвовать в травле родной матери, хотя и понимала обиду сестры. Та уверяла, что хочет зажить счастливой маленькой семьей, но Эстер понимала: этому не бывать. Вот почему Эстер собралась исчезнуть. Она официально поменяла имя и получила заграничный паспорт. Она хотела уехать и начать все сначала, начать новую жизнь без матери и без Женевьевы.

– Но тебя я просто так бросить не могла, – говорит она. – Я не хотела оставлять тебя одну. Соседка предназначалась для тебя.

Эстер беседовала с кандидатками, чтобы найти идеальную соседку для меня. Перед тем как уедет, она хотела убедиться, что у меня все хорошо. Я киваю: такой поступок вполне в духе Эстер.

– Потом Женевьева начала слать мне письма, – продолжает Эстер. По ее словам, вначале они были безобидными, хотя и странноватыми. Большинство из них она выбрасывала, не думая, что Женевьева собирается исполнить свои угрозы. У Женевьевы не в порядке с головой, это Эстер поняла сразу, но думала, что у сестры лишь легкое психическое расстройство. Что она безобидна.

А потом пришло письмо, в котором Женевьева признавалась в убийстве Келси.

– Келси, – повторяет Эстер и начинает плакать. Она считает, что Келси умерла по ее вине. Из-за нее. Келси в жизни ничего не сделала плохого. – Тогда я поняла, что должна обратиться в полицию. Ситуация вышла из-под моего контроля. Дело зашло слишком далеко… – И она признается: возможно, ее мать, в конце концов, не так уж и не права. Может быть, она правильно поступила, избавившись от Женевьевы. В ночь с субботы на воскресенье, после того как пришло последнее письмо, она попросила миссис Бадни сменить в нашей квартире замки, чтобы Женевьева не смогла попасть внутрь и как-то навредить и мне. Эстер старалась меня оградить. Она позвонила детективу Дэвису и попросила о встрече. Она собиралась что-то ему показать. Письмо!

И в тот момент все становится на свои места.

В ту ночь, после того как Эстер заперла дверь и легла в постель, Женевьева снова и снова звонила в домофон, а после того, как Эстер ей не открыла, влезла к ней в окно и утащила ее с собой.

– Либо ты пойдешь со мной, – сказала она Эстер, волоча ее по пожарной лестнице, – либо твоей соседке будет плохо. – Она показала фото, на котором я иду по улице в бордовом свитере. Перед тем как уйти, Женевьева сунула снимок в шредер. Она следила за мной.

Эстер пыталась меня защитить.

Эстер понятия не имела, куда они направляются. Зато стало ясно другое: Женевьева выдает себя за Эстер.

– Она старалась стать мною, – говорит Эстер, – в надежде, что наша мать будет больше любить ее. «Ты всегда была ее любимицей», – говорила она, но откуда мне было знать? Ведь я была совсем маленькая, когда ее не стало… – Она плачет.

Долгих пять дней и пять ночей Эстер лежала на бетонном полу. Ей было трудно дышать из-за кляпа во рту. Воздух с трудом проникал в заложенный нос. «Нас не может быть двое, верно? – спросила Женевьева перед тем, как запереть Эстер в складском боксе. – Это было бы странно». Женевьева избавилась от Эстер, чтобы самой стать Эстер. Эстер Вон.