Книга Баржа смерти (сборник) - Михаил Аранов

Прямо за школой начиналось поле. И там стояли занесённые снегом скирды, сметанные, видимо, еще в июне. Верно, рачительные хозяева проживали в этом селе. Скирды были накрыты брезентом, поэтому сено оставалось сухим. И нынче его использовали как подстилку для раненых. И когда на другой день привезли для госпиталя наволочки и чехлы для матрасов, медперсонал с утра до ночи набивал их сеном, и тут же раскладывали на них больных и тяжелораненых. Раненые были беспокойные, метались, бредили. Одеяла привезли несколько позже. При школе обнаружился сарай с заготовленными дровами, ими пытались прогреть огромное здание. В одном из классов школы хирурги начали проводить операции. В отдельных помещениях лежали тифозные. Вошь беспощадно косила раненых.

Тем временем фронт приближался. Уже были слышны орудийные залпы. Прошло чуть больше недели, только привели в порядок раненых, как опять поступил приказ отступать.

Школа снова опустела. Остались только тела умерших и тифозные больные. Откуда взялись тифозные вши? Во время предыдущего отступления к войсковой части присоединился вышедший из окружения отряд красноармейцев – изголодавшиеся и измученные вшами солдаты. Видно, они и принесли тифозных вшей. Произвести санобработку этих бойцов не удалось. Даже бани воины не дождались. Их тут же отправили на передовую. А там мясорубка.

Только однажды капитану Крамеру удалось организовать профилактическую обработку солдат и офицеров. Это произошло в то короткое время, когда госпиталь считался тыловым. Тогда в часть на грузовике была доставлена специальная установка. Вошебойка – так среди солдат назывался этот агрегат. Пока солдаты мылись в бане-палатке, одежда обрабатывалась перегретым паром. Эта обработка избавляла красноармейцев от вшей и гнид. Правда, ненадолго. Дней на двадцать.

А сейчас прифронтовой госпиталь срочно эвакуируется. Особисты носятся с пистолетами по школе, командуют санитарами: «Срочно! Срочно! Этого брать. Этого оставить. На всех транспорта не хватит». Напрасно начальник госпиталя, капитан медицинской службы Григорий Крамер требовал от начальства дополнительного транспорта. Его никто не слушал. «Это мои больные, я врач инфекционист-эпидемиолог. Я не позволю их оставлять на смерть!» – надрывая глотку, кричал Крамер. А ему тихо и со зловещим прищуром говорил особист: «Сейчас не позволять буду только я. У нас нет отдельного транспорта для тифозных. А Вы, Крамер, – он с подчёркнутой неприязнью произносит фамилию Григория, – хотите всех наших раненых заразить тифом!» – уже не сдерживая себя, орёт особист. Но Григорий уже не слышит особиста. Он вдруг вспомнил, что в школьном дровяном сарае, лежали большие санки. Вероятно, санки для детей. Деревенская затея – с горки на санях. Дети – кто сидит, кто лежит. Все вповалку. С хохотом в сугроб. Подумал об этом, сердце горько зашлось. Где теперь эти дети? Кто из них ещё жив?

Крамер выбегает на улицу. На выходе из школы стоит группа людей. Это госпитальные санитары. И среди них несколько ходячих раненых, помощники санитарам. Они растерянно оглядываются. Увидев начальника госпиталя, бросаются к нему:

– Товарищ капитан, как же мы? Все уже уехали.

– Санки, санки из сарая. Грузить тифозных и вперёд! – приказывает Крамер.

Он ждёт, пока последнего тифозного солдата положат на санки. Стоит около школы. В конце улицы появляется группа красноармейцев. Не больше взвода под командованием лейтенанта. «Лейтенант, ко мне!», – с надрывом кричит капитан Крамер.

– Слушаю Вас, товарищ капитан, – лейтенант подбегает к Крамеру.

– Видите, санитары на санях везут раненых. Обеспечьте доставку их в эвакуированный госпиталь, – строго говорит капитан.

– Слушаюсь. Взвод, бегом!

Лейтенант ещё успел оглянуться, помахать рукой капитану Крамеру. Григорий видел, как солдаты перехватывают от санитаров веревки саней. И сани уже скрылись за поворотом. Григорий Крамер возвращается в свой кабинет. Надо забрать документы. Пришёл как раз вовремя. В кабинете связисты собираются разбирать телефонную станцию. Всего-то телефонная станция: два деревянных ящика. И тут звонок из штаба полка. Сообщают, что выслали машины, чтобы забрать оставшихся в госпитале больных бойцов.

«Ну, всё. Кажется, можно вздохнуть. Тифозными займусь на новом месте», – уже спокойно подумал капитан Крамер.

Пока бегал на взводе и холода не чувствовал. Вышел на улицу, и сразу лютый мороз не заставил себя ждать. Крамер поднимает воротник шинели. Вглядывается вдаль. Метель метёт. Снег забивает глаза. И что-то ледяное воткнулось в шею. «Дуло пистолета», – спокойно подумал он.

«Ну что? Не успел сбежать к фашистам. Я за тобой давно наблюдаю. Заразил раненых бойцов тифом. А теперь и здоровых решил заразить!» – за спиной стоит особист, тот, с кем пару часов назад спорил Григорий.

А из-за поворота, где скрылись недавно санки с тифозными солдатами, выезжает штабная легковушка «ГАЗ» под брезентовой крышей. Тормозит около школы. Из машины выскакивает солдат: «Товарищ Седых, что же Вы? Я за Вами», – обращается он к особисту. «Там есть ещё место? – спрашивает особист солдата, – если нет, я этого здесь порешу, – Седых кивает в сторону Крамера. «Есть, конечно, – испуганно отзывается солдат, – но ещё мне приказано доставить в штаб доктора Крамера. Где он?»

«А он перед тобой. Значит, там уже знают о вредителе и предателе Крамере», – Седых удовлетворенно улыбается. «Ну, трогай», – приказывает он солдату. Капитан Крамер и Седых усаживаются в машину на заднее сиденье. И всё время пути Седых держал пистолет, приставленный под ребро доктора Крамера. Вот они проехали мимо саней с больными солдатами. Солдат перекладывали в кузова полуторок. Григорий хотел высунуться из машины и крикнуть: «Я здесь!» Но Седых прижал его к сиденью, ударил локтём в лицо. Из носа потекла кровь.

Григорий закидывает голову назад, прижимает к носу рукав шинели. Вроде, кровь перестала течь. Замелькали кирпичные дома. Кажется, небольшой городишко. Григорий удивлён собственному спокойствию. Верно, столько видел смертей, что и своя стала уже не страшна?

Машина начинает тормозить. Отъехали всего-то километров пять. Если в этом селении дожидаться приговора, то долго ждать своей пули не придётся. Судя по военной обстановке, через день-другой и этот городишко отдадут немцам. Знал, вернее, слышал, что при отступлении с арестованными разговор короткий. Военный трибунал не очень церемонится: лепят без разбора пятьдесят восьмую статью – и расстрел.

Нет, машина опять прибавила ходу. Верно, в штаб армии везут. Ещё бы, такого жука разоблачил, хотел весь полк заразить тифом! Товарищ Седых, поди, уже дырочки на гимнастёрке просверлил для будущего ордена. Григорий Крамер непроизвольно хмыкнул.

Особист Седых вскинулся как петух, от которого курице захотелось сбежать. «Лыбься, лыбься. Уже недолго осталось», – бурчит он. Григорий неловко пошевелился. Что-то под шинелью мешает? Конечно, кобура с пистолетом! «Седых, наверное, специально оставил мне пистолет, чтобы я застрелился, – какая-то неразумная мыслишка шевелится в голове Крамера, – тогда и доказывать ничего не надо. Баба с возу – кобыле легче. А вот накося-выкуси! Не дождёшься!» И рот невольно растягивается в идиотской улыбке. Седых напряжённо уставился на доктора Крамера. «От страха башка поехала, – полагает особист, – про соучастников дознаваться будет сложней».