Книга Охотник - Джон Хантер

Я уговорил хозяина отдать мне теленка, чтобы выставить его в качестве приманки. Мои помощники устроили мне махан на удобном дереве, и я стал поджидать возвращения леопарда.

В десять часов вечера я заметил, как кто-то стал осторожно приближаться к приманке. Зверь подкрадывался бесшумно, и поступь его совершенно не нарушала мертвой тишины. Тень была настолько велика, что я принял ее сначала за тень львицы. Зверь продолжал подкрадываться к приманке, а затем припал к земле. На фоне земли он был едва различим. Я решил, что как только зверь привстанет, я его застрелю. Полчаса спустя крупная кошка встала на ноги и я увидел, как она помахивает хвостом. Прицеливаясь, я взял мушку пониже, потому что в темноте охотник всегда склонен брать слишком высоко. Зверь сделал огромный прыжок и исчез. Я был уверен, что пуля попала в него, однако свет был настолько слаб, что мне оставалось лишь надеяться на лучшее. Не желая рисковать, я оставался в засидке до наступления дня.

Когда наступил рассвет, я осмотрел землю и обнаружил кровь. Я прицелился недостаточно точно, иначе он пал бы в пределах первой сотни ярдов. Ничего не оставалось делать, как идти по следу до самого логова среди скалистых холмов.

Я выступил вместе с четырьмя моранами, вооруженными копьями и щитами. Кровавый след привел нас к входу в небольшую пещеру. Двое из моранов срезали длинное молодое деревце, которым они стали прощупывать отверстие, в то время как другие масаи стояли рядом со мной, держа копья наготове. Вдруг из пещеры донеслось низкое хрипящее рычание, усиленное каменистыми стенами пещеры. Леопард вылетел из пещеры, продолжая издавать рычание, вдыхая и выдыхая воздух. Он сбил обоих масаи, которые орудовали стволами молодого деревца, а затем бросился на одного из вооруженных моранов. Воин встретил нападение броском копья, но промахнулся. Через мгновение леопард уже был на его щите, когтями передних лап рвал лицо, а зубами вцепился в плечо. Воин упал на землю, зверь не выпускал его. Другой моран бросил копье в леопарда, причем отточенный, как бритва, кончик пролетел столь близко от меня, что разрезал брюки. В тот же миг леопард бросился на второго воина и схватил его за руку. Моран упал, а леопард разорвал ему кожу передними и задними лапами.

Все это произошло в какие-нибудь секунды, в более короткое время, чем то, которое необходимо для рассказа. Я приставил дуло своего ружья к густой шерсти на шее леопарда и выстрелил. Так было покончено с самым вредным хищником, уничтожавшим домашний скот в этом районе.

Я был поражен тем, насколько сильно этот леопард в какое-то мгновение поранил двух масаи.

Зная, как быстро происходит заражение от ран, нанесенных зубами и когтями леопарда, я тут же приступил к их обработке. Я наполнил шприц дезинфицирующим веществом ТЦП и промыл глубокие раны в плече морана. Неделю спустя оба морана уже оправились.

Подводя итог, я хочу сказать, что менее всего мне хотелось бы охотиться в зарослях на быстрого, свирепого и хитрого леопарда.

Сейчас во многих частях Африки в результате применения капканов, ядов и собак леопарды почти полностью уничтожены. В дни моей молодости мы придерживались того взгляда, что леопард хорош только в виде шкуры, вытянутой для просушки. Но теперь мы обнаружили, что леопард играл немалую роль в поддержании равновесия в природе. Леопарды, оказывается, убивали каждый год тысячи бабуинов, а теперь, когда леопарды почти полностью уничтожены, бабуины стали во многих частях колонии довольно серьезной проблемой. Лучший способ помешать размножению бабуинов — дать возможность их естественному противнику леопарду уничтожать их. Поэтому в настоящее время леопарды находятся под охраной.

Таковы странные пути, которыми человек пользуется, чтобы влиять на природу. Сначала он почти полностью уничтожает какую-нибудь разновидность зверей, а затем делает все возможное, чтобы восстановить эту разновидность.

Глава семнадцатая

Возвращение

Сколько бы шотландец ни прожил за границей, Шотландия всегда останется для него единственной родиной. Прошло более сорока лет с тех пор, как я уехал из Ширингтона, но я ни на миг не сомневался в том, что когда-нибудь вернусь туда. Часто, сидя у костра в Маренгском лесу, прислушиваясь к отдаленному бормотанию обезьян и рычанию охотящегося льва, я вспоминал гоготание диких гусей, когда они пролетали над Лохар-Мосс, и сладкий запах весеннего вереска. То была моя родина; Африка же была страной, где я пребывал временно.

После того как я едва избежал смерти от ожогов ядовитой крапивы, я стал подумывать о том, что, по всей вероятности, начинаю стареть. Мне шел 63-й год, но глаз мой был еще верен, и в кустарниковых зарослях я не уступал ни одному охотнику. Когда приходили сообщения о крупных зверях-мародерах, Департамент по охране дичи все еще обращался ко мне. Старик Мулумбе и я брали свои ружья и шли по следу зверей-разбойников. За редким исключением, через несколько дней нам всегда удавалось доложить об их уничтожении. По,этому для меня было очень тяжело думать, что однажды мне придется отказаться от любимого занятия.

В конце концов я затронул этот вопрос в разговоре с Хильдой. Хотя было совершенно очевидно, что такая мысль еще ни разу не приходила ей в голову, она по какому-то любопытному совпадению вела переписку кое с кем из моих родственников в Шотландии. Она предложила поехать на некоторое время в Ширингтон, чтобы просто-напросто осмотреться.

Чем больше я думал об этом, тем больше мне нравилась эта мысль. Я уже спал и видел яркую синеву вод Солвей-Фирта, длинную полосу дороги Банкенд-Аннан, по которой когда-то проезжала Мария Стюарт, королева Шотландии. Эта дорога проходила но необъятным, покрытым вереском низинам, простиравшимся насколько видел глаз.

Мы собрали свои вещи и попрощались с друзьями. Наши дети уже выросли, почти все поженились и упорно работали каждый по своей профессии. Поэтому нас ничто не удерживало в Кении.

В Шотландию мы прибыли поздней весной — самое лучшее время года для этой местности. Мы сразу же поехали на старую ферму в Ширингтон.

Вид, который открылся перед нашими взорами, привел меня в уныние. Все требовало ремонта. Конюшни и коровники имели запущенный вид. Вместо хорошо откормленных лошадей, которые остались у меня в памяти с юности, на ферме стоял ряд тракторов. Медовый запах клеверного сена уже не ласкал обоняние. Ферма пропахла бензином. Она больше смахивала на фабрику, чем на домашний очаг.

Мои родители умерли много лет назад, и ферма перешла в другие руки. Хильда и я побеседовали с новыми хозяевами. Они рассказали нам мало утешительного. Никто не шел в работники, да и рабочие руки стоили дорого.

— Все хотят работать на заводах, — с грустью сказал новый хозяин фермы. — Сейчас уже не увидишь краснощеких девиц и фермерских работников старых времен. Большая часть земли поросла травой — без работников ее невозможно было обработать.

Как хорошо я помнил ферму дней моей юности! Моя мать управляла целым штатом прислуги, отец работал в поле с работниками, собирая урожай. Ферма дышала изобилием нескольких столетий. И вот в течение жизни одного человека все это переменилось.