Книга Снег, уходящий вверх… - Владимир Максимов

Ощущение счастья гнездится во мне. А предчувствие того, что сегодня произойдет что-то необычайное, но обязательно хорошее, уже несколько дней не оставляет меня. И хотя я назначен на обычное «контрольное» – для проверки работы оборудования не в соленой, а в пресной воде – погружение, меня это не огорчает.

Я сижу неподвижно (опираясь руками за спиной) на прибрежной гальке и песке, слушаю мерное шуршание накатывающих на берег волн, своей неспешной размеренностью словно убаюкивающих меня. И если б холодная вода иногда не касалась моих голых пяток, то я наверняка бы заснул, разомлев от доброты солнца и безлюдья. Теперь погружения уже не вызывают такого ажиотажа, как вначале, когда на пирсе собиралась целая толпа зевак.

Пилот «Пайсиса» распластался недалеко от меня, но в тени от пирса, у которого стоит наша баржа с аппаратами.

Мы ждем, когда механик и помощник пилота скомандуют нам: «На борт!», закончив свои последние проверки перед погружением.

Сегодня мое первое погружение в глубоководном аппарате. Причем не на двадцать-тридцать метров, как это бывало раньше с аквалангом, а сразу на пятьсот! Полукилометровая толща воды будет над нами…

Я немного, а если честно, довольно сильно волнуюсь, до какого-то легкого бурления в животе, а мой сосед, похоже, безмятежно спит, прикрыв глаза согнутой в локте рукой.

Через полчаса мы уже внутри аппарата. В полный рост здесь можно стоять только в рубке. Поэтому у каждого есть свое, строго отведенное ему место. И в таком коленопреклоненном или лежачем, в основном на животе, положении, глядя в иллюминаторы, нам предстоит провести несколько часов.

Люк, расположенный в верхней части рубки, задраен. И хотя мы еще находимся на барже, переговоры с «землей» уже ведутся через специальную систему связи.

Нам разрешают погружение, и небольшой подъемный кран, стационарно установленный на палубе, поднимает «Пайсис» над баржей.

В иллюминаторы мы видим копошащихся внизу, на палубе, людей и небольшое «судно обслуживания» «Шельф», к которому привязана почти таких же размеров, как он сам, яркая черно-красная резиновая лодка с мощным подвесным мотором и человеком в черном резиновом гидрокостюме, плотно облегающем его стройную атлетическую фигуру, сидящем на ее круглом, похожем на бревно, борту, возле мотора. Он должен будет отцепить крепежный карабин, когда кран переместит нас «с суши на море». Пока же мы раскачиваемся, словно в гамаке, но даже от такой небольшой качки меня начинает слегка укачивать, и неприятное чувство легкой тошноты подступает откуда-то снизу к горлу.

Пилот, заметив мое состояние, бодрым голосом утешает.

– Немного потерпи. Скоро все будет хорошо! Потому что, «когда наверху буря, на дне моря покой и тишина», кажется, так говорил наш коллега Ихтиандр. Там, – он показывает большим пальцем сложенной в кулак руки вниз, – никакой качки не будет.

И вот иллюминаторы, расположенные в нижней части аппарата, оказываются в воде. И мы сразу из светлого летнего дня попадаем в «пыльную бурю». Я знаю, что это «цветет Байкал». Микроскопические его водоросли парят в толще воды в период их размножения, создавая полнейшую иллюзию песчаной пурги, если смотреть на это явление не сверху, а, так сказать, изнутри.

Да, к сожалению, вода не так прозрачна, как кажется с берега и как хочется нам.

Ловлю себя на мысли о том, что кран так нежно сумел приводнить нас, что я этого даже не заметил. И если бы наглядно не увидел перехода из воздушной в водную среду, то так и думал бы, что мы еще в воздухе, потому что на поверхности тоже немного покачивает. Но теперь я лишь мысленно да по характерным, едва просачивающимся внутрь аппарата шумам внешнего мира, могу догадываться, что происходит там, наверху.

Нам передают, что крепежный карабин отцеплен и мы свободны.

– Шельф, я седьмой, – докладывает пилот. – Начинаю погружение.

Довольно быстро по наклонной плоскости уходим в глубину. В аппарате становится заметно прохладнее. Надеваем заранее приготовленные водолазные свитера из толстой верблюжьей шерсти. Уже не качает, и от этого мое настроение улучшается. Хочется даже запеть: «Я опущусь на дно морское!», но я стараюсь быть сдержанным и солидным, как мои напарники.

Внимательно просматриваю через иллюминатор свой сектор обзора. Вокруг, насколько охватывает взор, только серая, сердитая какая-то, неприветливая вода. Такую равнодушную воду я уже видел не однажды. Только на сей раз у меня во рту нет загубника акваланга и я могу спокойно обмениваться своими впечатлениями с напарниками.

Быстро темнеет.

Помощник пилота включает наружные прожектора, и мы видим, что попали в самый эпицентр настоящей февральской метели. Только снег здесь идет вверх ногами. То есть не падает вниз, а торопливо устремляется вверх… Будто куда-то спешит…

– Снег падает вверх… – задумчиво произносит пилот.

В луче прожектора хорошо видны его крупные хрупкие, взвихренные от работы винтов аппарата белые хлопья.

Пристально вглядываюсь в этот буран и понимаю, что это почти прозрачные светлые рачки макрогектопусы, зависшие в толще воды. И это не они поднимаются вверх, а мы опускаемся вниз…

Еще немного – и вот уже видно дно Байкала, может быть, дно будущего океана…

«Какая же здесь будет глубина через миллионы лет? Здесь, где сейчас пятьсот метров?» – задаю я мысленно сам себе риторические вопросы.

Дно, над которым мы зависаем, песчаное и… очень замусоренное. Кругом видны консервные банки, пустые бутылки…

Все эти «прелести цивилизации» подводными течениями постепенно будет сносить еще глубже, в самое сердце Байкала…

Глядя на эту картину, в очередной раз убеждаешься, как бездумно безжалостен человек к своей матери-природе, а следовательно, и к самому себе в конечном-то итоге, поскольку он лишь часть ее, причем весьма незначительная часть.

Поистине если Господь захочет наказать – он сначала лишит разума. Ведь подобное варварство нельзя назвать действиями гомо сапиенса – человека разумного.

Действия человека безумного к такой картине подходят, пожалуй, больше.

– Остановка «На дне», – шутит пилот. И мне почему-то вспоминается тоскливая пьеса Горького с таким же названием и с какими-то вымороченными ее персонажами.

– Время пить кофе, сэр? – обращается к пилоту механик, он же помощник.

Усаживаемся поудобнее в кружок и пьем горячий крепкий кофе из термоса. А в иллюминатор на оскорбленное чело Байкала я стараюсь больше не смотреть.

Запах кофе и шоколада, который мы откусываем каждый от своей плотной плитки, мгновенно заполняет все самые потаенные уголки нашей субмарины, делая ее сразу какой-то домашней, как любимые тапочки.

К свету иллюминаторов подплывают любопытные голомянки – прозрачные живородящие рыбки, обитающие только в Байкале, причем почти на всех глубинах. И от этого, несмотря на общую неприглядность картины, вновь возникает ощущение необычайности, как будто «Пайсис» – это некий сказочный теремок, на свет которого собираются друзья.