Книга История Франции. Королевская Франция. От Людовика ХI до Генриха IV. 1460-1610 - Эмманюэль Ле Руа Ладюри

Но если не заглядывать так далеко вперед и вернуться к рассматриваемому нами периоду, то для протестантов весь этот фейерверк идей Беза, Отмана и других погаснет столь же быстро, как сгорает кучка соломы. Как только станет ясно, что у Генриха III не будет ребенка мужского пола, гугеноты, начиная с их идеологов, станут приверженцами крепнущей легитимности их единоверца Генриха Наваррского, потомка Людовика Святого. Но если Беарнец и сумел постепенно добиться признания своих прав на королевский трон, то вовсе не благодаря своему демократизму (хотя ему очень хорошо удавалось польстить нравам широких масс), а благодаря присущему ему обостренному чувству национального единения в духе Салической правды и качеств, унаследованных с кровью Капетингов. Элементы конституционного или даже демократического порядка, найденные гугенотами и оставленные ими без дальнейшей разработки, будут — вот парадокс! — использованы их врагом — Католической лигой, стремившейся передать судьбы страны в руки тех, конечно, кто был бы верен Господу и, следовательно, верен массам и ультракатолическим центрам. От римского интегризма до парижского популизма остается теперь всего один шаг, и он будет легко сделан. Таким образом, можно утверждать, что в этом отношении в дальней перспективе Варфоломеевская ночь оказалась выигрышным делом — после 70-х годов XVI века пути всех великих политических и политико-религиозных новаций, будь то Лига или Фронда, или янсенизм, или, наконец, Французская революция, окажутся все в меньшей степени пролегающими через протестантство, оттесненное на обочину политико-религиозной жизни (Сюлли, Роган, Тальман, Жюрьё, Бейль станут в этом отношении лишь исключениями, подтверждающими правило). По путям обновления двинется (и будет двигаться вплоть до календарного конца XVIII в.) прежде всего многочисленная паства католической церкви, состоящая из церковных фанатиков и сторонников демократизации (взять, к примеру, Католическую лигу), а также из антиклерикалов, вольтерьянцев и даже людей, отошедших от христианства.

В 1574 году ранняя смерть Карла IX привела на трон его младшего брата — герцога Анжуйского, ставшего королем под именем Генрих III. Он молод, привлекателен, умен и даровит, блестящий оратор и рассказчик. Нынешние историки, как нам представляется, отбросили легенду о гомосексуальных наклонностях этого монарха. Просто ему нравились переодевания и использование маски. К тому же теперь не смотрят на маскарадные забавы столь же строго, как в прошлом. Постоянно окруженный «малышами» — в основном своими фаворитами, Генрих с их помощью стремится держать на почтительном расстоянии от себя соперничающие с ними группировки (в частности, тех, кто окружает его брата Алансона, Бурбонов-Конде, Монморанси и самых опасных для него — Гизов). Он приближает к себе смелых, преданных ему молодых людей, любителей поволочиться за женщинами, в большинстве своем выходцев из среднего слоя дворянства, «дворянства второго ряда». Его связывают с ними нежные чувства, без каких-либо патологических отклонений. Генрих — человек образованный и разносторонний, он увлекается вырезанием бумажных виньеток, любит роскошные наряды, пользуется румянами и притираниями, разбирается в зоологии, коллекционирует мелких собачек и экзотических животных. Всем этим Генрих привлекает всеобщее любопытство в 70-х годах XVI века и приводит в замешательство некоторых своих современников. В ранней молодости он показал себя смелым воином, служа примером для подражания. Когда ему исполнилось 30 лет, он вдруг стал проводить много времени за рабочим столом, погруженный в государственные бумаги, как и полагалось человеку, выполняющему высокие государственные функции, или, точнее говоря, что соответствовало тому представлению, которое современники Религиозных войн имели о таком человеке. В этом отношении Генрих III (может быть, по примеру Филиппа II Испанского?) внес свой вклад в создание образа, которому суждено долгое будущее, — образа короля-бюрократа, книжного червя. Чертами этого образа в дальнейшем будут наделять французских самодержцев, а в более широком плане — государственных деятелей периода новой истории, столь отличных в этом отношении от монархов-воинов Средних веков или королей времен Ренессанса. Генрих любил, чтобы соблюдались нормы придворного церемониала, и ввел в употребление обращение к королю — «Ваше Величество». Ел он в одиночестве и, чтобы его не беспокоили за столом, отгораживался от прочих смертных специально сделанной низкой перегородкой. И в этом случае он — последний представитель династии Валуа — выступает как предтеча того представления об абсолютном характере королевской власти, которое сложится в эпоху первых Бурбонов, и особенно при Людовике XIV.

И в своем служении Богу Генрих также проявляет себя как новатор. Его вера глубока, искренна, открыта для внешнего мира. Она приводит его в процессии кающихся новообращенных, в их шествия с самобичеванием в монашеских рясах с капюшоном. Эти показные демонстрации набожности кающихся южан или северян с участием самого Генриха III остаются непонятыми и высмеиваются в Париже. В этом городе Католическая лига к концу своего существования уже заложила основу того стиля католической северной суровой набожности (гораздо менее показной), который будет присущ XVII веку. Сборищу кающихся собратий предстоит еще долгое существование, но не повсеместно, а главным образом на родине стиля барокко (Италия, Испания), а также на юге Франции. И на этот раз сей обширный регион возьмет на себя роль надежного хранилища отживших в других местах обычаев ушедшей в прошлое эпохи — кающиеся и протестанты, эти враждующие братья, надолго обоснуются на нашем юге и будут оставаться там еще и тогда, когда на авторитарном и централистском севере они уже давно будут в большинстве своем либо изгнаны, либо оттеснены. Такова уж извечная «музейная» роль культурных окраин любой страны, южных окраин Франции в данном случае.

Набожность Генриха отнюдь не сводится к его чистосердечной и деятельной вере. В тех провинциях, которые оставались преимущественно католическими, она становится для него одним из средств укрепления своей власти. Конечно, приверженцы Лиги публично демонстрировали свое презрение к набожности короля и высмеивали те приемы, которыми он пользовался, чтобы выказать ее на публике. Они никак не смогут помешать ему заслужить высокое звание христианнейшего короля, ставшее еще одним слагаемым его легитимности, сколь бы ущербной эта легитимность ни была. В свою очередь, и Генрих IV сумеет удостоиться этого титула после своих нашумевших переходов из одной веры в другую и обратно.

Набожный Генрих, естественно, хотел, чтобы в нем видели короля-отшельника, отказывающегося от мирских соблазнов. Не раз он на некоторое время оставлял помпезные церемонии светской придворной иерархии, чтобы скрыться за стенами монастыря или затеряться среди участников той или иной религиозной процессии и вместе с ними умерщвлять свою плоть ради искупления грехов и бед Франции (или своих собственных). Один из близких друзей короля — Анри де Бу-шаж, граф де Жуайез, оставил его двор, чтобы стать монахом Ордена капуцинов. И такой пример был подан не им одним. Такова своего рода константа, постоянно присущая высшей аристократии во французском обществе. Подтверждение тому мы находим в судьбе такого человека, как Ранее, ушедший к траппистам на склоне своей жизни, или герцог Бургундский — внук Людовика XIV, который втайне принял аскезу, оставаясь в вихре светских развлечений Версальского двора.