Книга Каганы рода русского, или Подлинная история киевских князей - Владимир Егоров

Отдадим должное А. Никитину: он имел смелость признать крымскую русь. Но, увы, он не принял Крым как исконную родину руси отчасти из-за своей ошибочной концепции возникновения первоначальной руси то ли во Фризии, то ли в центральной Европе, а отчасти, вероятно, из-за инерции мышления и отечественной историографической традиции, которая выводит начало русской истории из Поволховья и Поднепровья. В русле этой традиции у Никитина крымская русь — всего лишь побочная ветвь, ответвление приднепровской руси, которая, в свою очередь, вторична по отношению к руси европейской. Но на самом деле никаких доказательств существования ни фризской, ни центрально-европейской руси нет, а те, что приводит сам Никитин, очевидно ошибочны. Более того, если мы имеем несколько заслуживающих доверия свидетельств современников о крымской руси IX и X веков, то о гипотетической приднепровской руси вообще нет никаких объективных данных вплоть до приблизительно середины X века, когда о «Внешней Руси» и местности Киоав-Киова в ней впервые написал Константин Багрянородный, а топоним «Киййоб» проявился в «Киевском письме». Разумеется, здесь, как и ранее, мы исключаем фантазии «краеведа»-киевлянина в ПВЛ о так называемой «Киевской Руси» IX и первой половины X века с мифическими фигурами Кия с братьями и сестрой и Аскольда с Диром, справедливо дезавуированных Никитиным, а также не дезавуированного Никитиным, но от этого ничуть не менее мифического Вещего Олега.

Объективные данные археологии в полном согласии с Багрянородным и «Киевским письмом» не дают оснований говорить о приднепровской Руси до Хвека. Мы уже знаем свидетельства независимых зарубежных археологов, что IX век — «один из наименее интересных периодов в истории этой издревле заселенной местности» (швед Ю. Кальмер), «…история города берет начало в конце IX в., а к середине X в. он превращается в важный городской центр» (француз К. Цукерман) и «военно-политические функции города как центра отчетливо зафиксированы только в Х веке» (немец Э. Мюле). То есть, реально политическим центром чего-то город Киев стал где-то к середине X века, в целом синхронно первым упоминаниям Киоава-Киовы Константином Багрянородным, Киййоба «Киевским письмом» и Куябы арабскими географами. Но, разумеется, в вопиющем противоречии с ПВЛ и всей общепринятой историей Киевской Руси.

Отечественная историография вслед за академиком Б. Рыбаковым трактует «Внешнюю Русь» Константина Багрянородного как некое противопоставление «Внутренней Руси», в которую Рыбаков, продолжая и развивая концепцию А. Насонова, включал Среднее Приднепровье с Киевом, Черниговом и Переяславлем. Однако в тексте Багрянородного никакой «Внутренней Руси» нет, и более того, нет города Киева. При беспристрастном прочтении источника становится очевидным, что у Константина во «Внешней Руси» есть некая местность Киоав-Киова с крепостью Самватом, а все перечисленные им города, в том числе и находящийся совсем рядом с Киевом Вышгород, Константин относил к «Внешней Руси». Между тем специальная оговорка Багрянородного о том, что описываемая им Русь — «внешняя», действительно подразумевает наличие другой, какой-то «внутренней» Руси. Вряд ли удастся найти на эту роль более удачного претендента, чем Крымская Русь, действительно угнездившаяся внутри греческой ойкумены прямо под боком у византийского Херсона.

Крымскую локализацию первичной руси подтверждает так называемый «Баварский географ», в котором при перечислении племен и народов Восточной Европы первой половины IX века русь (Ruzzi) названа непосредственно вслед за хазарами (Caziri). Ведь именно в Крыму начальная русь родилась и долго, весь IX и почти половину X века, наиболее близко, буквально бок о бок, сосуществовала не только с греками, но и с хазарами. А вот Киевской Руси в первой половине IX века вообще еще не было. Так что в «Баварский географ», перечисляя народы и племена (не государства!) Европы, почти наверняка имеет в виду крымскую русь, а не Русь Киевскую.

Я отдаю себе отчет, что невероятно трудно перевернуть вверх тормашками, а на самом деле поставить с головы на ноги заржавевшую историю начальной руси в изложении ПВЛ. И тем не менее, надеюсь, что люди со здравым рассудком еще способны воспринимать разумные аргументы, особенно если таковые целиком и полностью согласуются с объективными данными археологии. В пользу первичности именно крымской руси по отношению к руси приднепровской наряду с приведенными мною выше аргументами говорит археология Киева в трактовке не отечественных и тем более украинских, а видных зарубежных археологов. А их вывод категоричен: Киев как политический центр археологически проявляет себя только к середине Х века! Это настолько точно совпадает с крушением крымской руси Игоря Старого, что вряд ли можно посчитать сей факт случайным. Объединение сведений «Кембриджского анонима» и византийских хронистов дает нам некоторое представление об этом крушении.

В самом конце 30-х годов X века ольг (х-л-гу) крымской руси Игорь, воспользовавшись удобным моментом, совершил в лучших традициях викингов пиратское внезапное нападение на соседний хазарский город Самкерц и захватил там большую добычу. Однако потом он с позором бежал от подоспевшего регулярного хазарского войска во главе с неким Песахом, и Песах не только отнял у Игоря всю добычу и разорил его базу, но в отместку заставил начать военные действия против Византии. Подчиняясь требованию победителя, Игорь совершил очередной пиратский рейд на Вифинию, область Византии на малоазийском побережье Черного моря, и вновь потерпел сокрушительное поражение от сухопутных имперских войск и огнеметного флота. Итог этой неудачной кампании подвел договор, датируемый в ПВЛ 945 годом. Этот итог катастрофичен для крымской руси. Она по-видимому потеряла свою крымскую базу, захваченную Песахом, весь свой флот, сожженный «греческим огнем», а с ними всякую возможность существовать по-прежнему, то есть грабить побережье Черного моря и сбывать награбленное в Византии. Русь, бывшая с самого своего начала, по удачному выражению А. Никитина, «морской пехотой», поневоле превратилась в просто пехоту, а ее предводитель Игорь был вынужден искать новые места для рэкета на суше, в первую очередь в ближайших к Крыму районах: Северном Причерноморье и Среднем Поднепровье. Вот тут-то и возникла Киевская Русь.

В завершение темы полезно вернуться к таинственному «Иванову написанию». Если эта гипотетическая азбука действительно была выработана готским епископом VIII века св. Иоанном для нужд церковного богослужения в его крымско-готской епархии, то это был скорее всего модифицированный в соответствии с эволюцией греческой азбуки вариант алфавита Ульфилы. После появления в IX веке в Крыму пришельцев-скандинавов и симбиотического слияния их с аборигенами-готами эту гипотетическую азбуку, приспособленную к особенностям крымско-готского языка, должны были воспринять близкие готам по языку скандинавы, вследствие чего та должна была превратиться в универсальную письменность для русского языка, который в то время был вне всяких сомнений языком германским, возможно неким гибридом древнескандинавского и крымско-готского. Тогда наверняка именно с этой азбукой в IX веке столкнулся — заметим себе, все там же, в Крыму! — Константин-Кирилл Философ во время своей хазарской миссии 860 года и естественным образом назвал ее «русским письмом». Таким образом, две гипотезы, о начальной крымской скандинавско-готской руси и «Ивановом написании» как письменности для языка этой гибридной руси, неплохо дополняют друг друга, что само по себе может служить косвенным доказательством правоты обеих.