Книга От Сталинграда до Берлина - Валентин Варенников

Вместе с командиром и начальником штаба полка был приглашен на эти занятия и автор этих строк, занимавший в то время должность начальника артиллерии 100-го гвардейского стрелкового полка 35-й гвардейской стрелковой дивизии. Дело в том, что для огневой подготовки прорыва обороны противника привлекались все без исключения артиллерийские и минометные стволы всего корпуса, в том числе и тех частей и подразделений, которые находились во вторых эшелонах и резерве. Наша дивизия в этот раз не была в числе непосредственно прорывающих оборону противника – она стояла во втором эшелоне и обязана была продвигаться за открытым флангом корпуса и армии, обеспечивая тем самым прикрытие от возможных ударов противника во фланг и тыл наших войск. Задача далеко не простая, тем более что из мобильных и быстродействующих средств, обеспечивающих информацию о противнике, кроме конной разведки и средств дивизии, у нас ничего не было.

В то же время на период огневой подготовки атаки все орудия и минометы нашего полка, как и других стрелковых полков, и тем более 118-го гвардейского артиллерийского полка дивизии, привлекались по общему плану. Таким образом, на участке прорыва обороны противника достигалось 7—10-кратное превосходство артиллерии. Несомненно, это обеспечивало и подавление, и разрушение обороны противника. Каждой батарее были определены конкретные цели, которые она обязана была в строго назначенный период времени, с четко отведенным расходом снарядов, подавить или уничтожить. Учитывая, что с началом наступления вперед двинется огромная масса войск, надо было сделать все, чтобы наши батареи, участвуя в огневой подготовке, не затерялись и не отстали бы от своего полка или батальона, которые должны были подойти.

После занятий на макете местности у комкора такие же занятия были проведены в дивизии и в полку. Плюс всё было отработано также непосредственно на местности (в рамках возможного). Вместе со всеми, естественно, готовился к операции и автор этих строк: определил огневые позиции для каждой батареи; маршруты выдвижения к ним; места для НП; организовал связь и управление в целом. Особо разбирали с каждым комбатом участки (рубежи) огней на местности – как в период огневой подготовки, так и в период поддержки (в нее включался также и огневой вал).

По ночам мы отрывали огневые позиции и наблюдательные пункты, а к утру все маскировали. Однако самолеты-разведчики «фокке-вульф» все-таки появлялись на большой высоте, но и наши истребители «не спали» – не давали им зависать над передним краем наших войск, тут же отгоняли прочь.

В ночь на 17 июля все заняли свои НП, а в следующую ночь – вышла на огневые позиции вся приданная и поддерживающая артиллерия. Утром 18 июля 1944 года 1-й Белорусский фронт под командованием Маршала Советского Союза К. К. Рокоссовского нанес своим левым крылом мощнейший удар по противостоящему противнику. И, несмотря на хорошо подготовленную систему обороны и крупные силы, немецкие войска были буквально раздавлены. Наша дивизия двигалась в северо-западном направлении из района севернее Владимира-Волынского на Красностав и Люблин. Уже к исходу 20 июля, то есть на третий день наступления, в обороне противника зияла брешь в 130 километров по фронту и 70 – в глубину.

Перед германским командованием отчетливо и реально вырисовывалась очередная катастрофа, тем более что войска 8-й гвардейской и 47-й армий с ходу форсировали реку Западный Буг и вступили в Польшу. Удар 1-го Белорусского фронта был такой силы, что наступление всей главной группировки войск развивалось очень высокими темпами. Поэтому, несмотря на довольно приличную подготовленность в инженерном и в других отношениях промежуточных рубежей обороны в глубине, противник не способен был предпринять что-либо эффективное не только для парирования удара, но хотя бы для временного задержания наших войск хотя бы на одном из направлений. Мало того, введенная в прорыв 22 июля 2-я гвардейская танковая армия, как стрела, промчалась 75 километров и в этот же день завязала бои за Люблин – один из крупнейших административных и промышленных центров Польши. Тяжело раненный в этих боях, командующий армией генерал-лейтенант танковых войск С. И. Богданов навечно прославил Советскую армию и ее танкистов. Этот танковый удар – словно удар кинжала в грудь врага в открытом бою – несомненно, сказался на развитии дальнейших событий. А уже через сутки, то есть 24 июля, во взаимодействии с нашей 8-й гвардейской армией танкисты Богданова овладели Люблином.

Этому событию предшествовал небольшой эпизод, когда автор был буквально на волосок от тяжелых последствий.

Действуя во втором эшелоне корпуса, 35-я гвардейская дивизия двигалась на открытом левом фланге армии, прикрывая главные силы от возможных ударов противника. В условиях, когда впереди действуют соединения и части первого эшелона да плюс еще мощная 2-я гвардейская танковая армия сокрушает все на своем пути, настороженность и бдительность частей нашей дивизии, в том числе 100-го гвардейского стрелкового полка, оказались недостаточными. Хотя формально все меры предосторожности мы как будто выполнили: вперед был выслан взвод конной разведки полка, полк двигался в походной колонне, имея в голове главных сил авангард в составе усиленного стрелкового батальона, справа и слева, по параллельным маршрутам, двигались боковые походные заставы в составе усиленных стрелковых рот, в арьергарде, то есть в хвосте колонны, за тылами полка, шел стрелковый батальон без роты. Артиллерия и приданный полку артиллерийский дивизион 118-го гвардейского артиллерийского полка двигались ближе к голове главных сил.

Утром 23 июля, совершая марш по заданному маршруту, полк вошел в лесной массив, который периодически разрывали большие поляны. Впереди, в 3–5 километрах, двигалась наша конная разведка. Между нею и авангардом на равном удалении ехали верхом на конях начальник разведки полка – мой тезка, капитан Валентин Сергеев, и автор этих строк. Мы спокойно беседовали, в основном на тему второго фронта, – в это время англо-американцы наконец решились-таки высадиться на севере Франции. В общем, ехали, абсолютно уверенные в том, что разведчики в случае опасности немедленно дадут сигнал. Дорога, извиваясь, вышла из леса на очередную, на этот раз очень большую, лесную поляну. Посередине поляны, справа налево, проходил овраг, через который был переброшен мост.

Ничего не подозревая, хотя и посматривая внимательно по сторонам, мы проехали мост, продолжая беседу, как вдруг с противоположной опушки леса – впереди справа от нас – раздалась одна, а затем вторая длинная пулеметная очередь. Лошадь начальника разведки рванула и помчала галопом вперед. Ее всадник как-то неуклюже припал к луке седла. А мой конь, вздыбившись свечой, сразу замертво рухнул на правый бок и, словно капканом, зажал мою ногу. Напрягая все силы, я стараюсь вырваться и одновременно вижу, что от опушки леса, откуда раздалась пулеметная очередь, отделились трое верзил и бегут в мою сторону. Понял: немцы! Естественно, это придало мне сил. Я наконец вырвал из-под коня ногу и кубарем скатился у моста в овраг. Овраг густо порос терновником, покрытым большими жгучими колючками. Первая моя мысль: где пистолет? Хвать – кобура пуста. Сердце так и оборвалось. Но я рванул, как на старте, стометровку. Мчался по дну оврага к его устью, словно метеор. Недаром говорят, что у страха глаза велики. Это верно, но он еще и удваивает силу.