Книга Придуманные люди с острова Минданао - Лев Минц

Сосуществовать… Но как именно сосуществовать? Однозначного ответа на этот вопрос не мог дать ни доктор Элисальде, ни возглавляемый им Панамин.

Основное назначение Панамина — «содействие развитию национальных меньшинств»; так по крайней мере это формулируется официально. К сожалению, задача поставлена очень общо. Особенно в применении к пестрой этнической мозаике Филиппинских островов, где название «национальные меньшинства» объединяет и крестьян биколов и пангасинан, и охотников игорротов и аэта — малые народы Филиппинских островов, находящиеся на разной ступени развития, и — теперь первобытное племя тасадайманубе…

Тасадай-манубе год спустя

Больше года прошло с того времени, когда страницы печати всего мира облетела весть: в непроходимых горных джунглях филиппинского острова Минданао обнаружено самое отсталое на Земле племя.

По мнению специалистов, занимавшихся языком тасадай-манубе, племя прожило в изоляции от остального мира от пятисот до тысячи лет. Этим вопросом занимались именно лингвисты, потому что язык племени относится к той же малайско-полинезийской языковой группе, что и наречия других племен острова, и изменения в словарном запасе могли показать, с какого времени языки начали развиваться отдельно.

Жили тасадай-манубе отдельно тысячу лет или «всего» пятьсот — в любом случае эти цифры не сопоставимы с цифрой «один» — один год. Ибо этот год настолько отличался от предшествующих ему сотен лет, что на весах истории мог бы их перевесить.

Каковы же изменения, происшедшие за этот год в жизни затерянного в джунглях племени?

Немедленное воссоединение племени тасадай-манубе с остальной семьей человеческой могло бы закончиться для племени катастрофой. Тому в этнографии мы сыщем множество примеров; достаточно вспомнить южноамериканских индейцев, австралийских аборигенов, влачащих более чем жалкое существование в слепленных из хлама хижинах за окраинами больших городов. Потому и было по рекомендации открывателя тасадай-манубе доктора Мануэля Элисальде принято решение об объявлении района, где живет племя, заповедником. Это означает, что никому не дано право вступать в контакты с людьми джунглей иначе, чем под контролем специалистов из Президентского совета по делам национальных меньшинств, того самого Панамина, которым руководит Мануэль Элисальде. Сам Элисальде пишет: «Разве смогут теперь тасадай остаться в спокойном одиночестве? Все ближе продвигаются к их «дому» лесоразработки, совсем рядом уже рубят и выжигают под поля джунгли соседние племена. Мы убеждены, что скоро — это вопрос не лет, а месяцев — в лес придут люди, куда менее дружественные, чем мы. Лес в опасности, и не случайно мы начали с того, что стараемся убедить правительство, чтобы оно объявило лес заповедником. Конечно, ученые хотят изучить племя тасадай. И я в их числе. Но прежде всего надо защитить племя от возможных бед, а уж потом можно подумать и о науке».

Чтобы читателю стало яснее, почему новооткрытое племя необходимо оберегать от любых неконтролируемых контактов, мы расскажем вкратце о последствиях такого контакта. Дело, правда, было с другим племенем и в другой части света, но не это суть важно, ибо в принципе разница невелика: первобытное племя и неподготовленный «пришелец» из далекого и чуждого мира — в отличие от доктора Элисальде, который готовился к своему приключению всей своей жизнью и работой ученого-этнографа.

«…Мне, наверное, не следовало отправляться к вайка, живущим на реке Риу-Матураса, притоке Риу-Негру на севере Бразилии, — пишет американский путешественник-любитель Фрэнк Саласар. — Как-то я нанялся коллектором в антропологическую экспедицию, отправляющуюся в Гватемалу. Мы изучали быт индейцев в джунглях, делали антропометрические обмеры.

Потом было еще несколько таких же путешествий.

Короче говоря, не получив сколь бы то ни было серьезной подготовки, я, что называется, «поднахватался». И все время мне очень хотелось попасть к настоящим «диким» индейцам.

Скопив некоторую сумму, я вознамерился добраться до племени вайка. Добраться… Что дальше, я толком не знал и полагался на течение событий.

Если бы я мог представить, какие это будут события!..

Не могу сказать, что вайка приняли меня чересчур радушно. Но все же они позволили мне остаться пожить в их деревне. Позволение стоило мне груды бус, зеркалец, ножей. Вождю я преподнес мачете. Что бы я ни просил у вайка — позировать перед моим фотоаппаратом, показать, как стреляют из лука, и тому подобное, — все это требовало очередных даров из моих запасов…»

Скоро в деревне не осталось человека, который не мог бы похвастаться каким-нибудь медным, железным, стеклянным или пластмассовым предметом.

Один из индейцев — молодой мужчина по имени Камбои — выпросил у Саласара часы. Он чаще других бывал у американца, и между ними возникло что-то вроде дружбы. Увы, только вроде, ибо Камбои относился к Саласару корыстно, видя в нем неиссякаемый источник подарков. Да и Саласар относился к нему не иначе: за побрякушки Камбои приносил разные предметы индейской утвари.

В общем-то дилетанту довольно скоро надоела жизнь среди вайка, и он стал собираться в обратный путь. Оставалось одно: сфотографировать индейца-охотника в джунглях.

Саласар пошел к Камбои.

Несмотря на то что индейцы редко охотятся в одиночку, удалось уговорить Камбои. Конечно, не обошлось без взятки, этого постоянного стимулятора «дружбы». Он захватил с собой лук, колчан с отравленными стрелами и небольшую сумку с едой. Американец взял пистолет, банку сардин и пригоршню галет.

Без труда он шел за Камбои по лесной тропе: тот продвигался не так быстро, как путешественник ожидал. Движения Камбои были бесшумны и плавны, он едва касался земли. Солнечные лучи, пробившиеся сквозь густую листву, обливали его тело ровным матовым блеском. Вдруг яркий свет резанул глаза, потом это повторилось еще несколько раз… «Я не мог понять, откуда исходил этот свет, пока не заметил на руке Камбои золотые часы, мой первый подарок. Через некоторое время начал греметь мешок с моими подарками, который Камбои не захотел оставить дома и прикрепил к своему поясу. Сперва он придерживал мешок руками, но это, видно, ему надоело, и мешок гремел отчаянно».

В том месте, куда они отправились, дичь была необычайно редка. Один раз только набрели на недоеденного зверька размером с кролика — остатки обеда ягуара или оцелота.

Друзья остановились, чтобы перекусить.

Белый достал из кармана сардины. Камбои внимательно следил за тем, с какой легкостью консервный нож сворачивал крышку с банки, обнажая плавающих в масле рыбок. Он протянул руку: «Дай!»

Весь завтрак Камбои провел в задумчивости. Губы его шевелились, образуя беззвучные слова. Он облизал пальцы и посмотрел на часы, послушал, как они тикают, и потом долго смотрел на бегающую по циферблату секундную стрелку.