Книга Любовь колдуна - Галия Злачевская

Работает – ну и пусть работает.

Что касается Ромашова, то он, конечно, от помощников не отказался бы, поскольку работа ему предстояла адова, как выразился бы Маяковский, которого так уважал Николаев-Журид. Предстояло проверить 36 детских домов и 14 домов родильных. Да, он продолжал искать детей Грозы, однако делал это теперь не тайно для Бокия, а вполне официально и по поручению своего непосредственного начальства.

Оказалось, что воображение Николая Галактионовича Николаева-Журида отнюдь не покрылось пылью кабинетной работы, и он пришел в совершенный восторг от того, что воспринял мысленный посыл Ромашова, да так четко, словно был самым настоящим медиумом.

С одной стороны, принадлежность к коммунистической партии и приверженность материалистическому взгляду на мир заставляли его настороженно относиться к тому, что любимый им Маяковский называл «в мозгах вывих». С другой стороны, сам товарищ Сталин всегда живо интересовался деятельностью Спецотдела…

Особенно популярен был Спецотдел в ту пору, когда с ним вовсю сотрудничали такие феноменальные личности, как Барченко, Кажинский, Дуров[63] и великий Бехтерев, и они все вместе разрабатывали методику массированного воздействия на сознание трудящихся масс Советской России и всего СССР. Это воздействие – фактически массовый гипноз на расстоянии – и проводилось с утра до вечера с помощью громкоговорителей, которые были установлены практически во всех населенных пунктах страны. Трансляция концертов, лекций, радиоспектаклей, выпусков новостей велась с учетом необходимых звуковых регистров, то есть тщательно выверенного чередования сверхвысоких и ультранизких звуков, воспринимаемых не слухом, а подкоркой мозга, и подсознание человека таким образом готовилось к восприятию необходимых установок. После этого начинались сами установки. Дикторские тексты мало того что были перенасыщены откровенной политически направленной лексикой, но и строились особым образом: в них вставлялись сигнальные слова и выражения, которые – после соответствующей ультразвуковой атаки на человеческий мозг! – формировали желание беспрекословно подчиняться директивным лозунгам. Массированная радиообработка населения СССР дала великолепные результаты, однако, само собой, на достигнутом останавливаться никто не собирался.

Но ряды сотрудников отдела и консультантов редели… Кто был уже тайно обезврежен, как Бехтерев и Дуров. Кто-то арестован и фактически приговорен, как Барченко. Некоторые прошли мощную психологическую обработку и получили запрет под страхом смерти на любое касательство к работе отдела, как, например, Кажинский (он со своими разработками радиоуправляемого оружия был слишком ценен, чтобы его уничтожить!)… Судьба большинства действующих сотрудников была тоже предрешена. Эйхманс – само собой, ведущий сотрудник его службы и изобретатель многих шифров Крамфус, заведующий лабораторией экспертизы Гоппиус, лаборантка и бывшая белоэмигрантка Шишелова и многие прочие будут взяты со дня на день и практически незамедлительно поставлены к стенке.

Николаев-Журид прекрасно понимал: какую бы высокую интеллектуальную ценность ни представляли собой эти люди, они были всего лишь людьми, а значит, страдали обычными человеческими слабостями: тщеславием, жаждой власти, завистью, жадностью, в конце концов. Они могли однажды счесть, что их недооценивают, что их знания заслуживают лучшего применения и вознаграждения, они могли возжаждать перемены ролей и власти над теми, кто руководил их работой и диктовал условия, цели и задачи этой работы… Да они могли вообще счесть эти цели и задачи ошибочными!

Периодические партийные «чистки» и вообще регулярное уничтожение тех, кто знал слишком много, а потому мог повернуть эти знания против власти, Николаев-Журид считал закономерным и необходимым. Вполне возможно, что однажды и его «вычистят» не только из партии, но и из жизни. Спастись от этого можно только одним способом: беспрекословным следованием руководящей линии партии и готовностью исполнять все приказы, исходящие сверху. Николаев-Журид, так же, как и Шапиро, являлся преданным кадром нового наркома НКВД Ежова и вполне доверял выбранному им курсу. Массовое перетряхивание сверху донизу всего 9-го отдела было необходимо, однако работу его прекращать никто не собирался. И следовало думать не только о настоящем, но и о будущем.

Беседуя с Ромашовым, который был с начальником оперативного отдела вполне откровенен, всецело сдал ему Бокия и открыл все его замыслы относительно поиска детей Грозы, Николаев-Журид поинтересовался, откуда вообще брались сотрудники отдела в те времена, когда и самого отдела-то еще практически не было.

Ромашов рассказал, что Артемьев привлекал некоторых криптографов, которые служили в Третьем отделении императорской полиции и остались живы после революции. Вспомнил он также, как Артемьев и его немногочисленные помощники буквально по улицам разыскивали людей, обладающих мало-мальскими оккультными способностями.

В Москве всегда было много всевозможных знахарей, шаманов, чревовещателей, гадателей по рукам, фокусников, медиумов, гипнотизеров и спиритуалов. О них всегда ходили таинственные слухи – вот по этим слухам их и выискивали.

Большинство из этих людей были, конечно, в самом деле шарлатанами, однако встречались и весьма ценные личности, которых брали на работу в отдел, но сначала их проверяли Артемьев и Барченко, для чего у него существовала особая лаборатория под названием «черная комната».

Однажды привели некоего Константина Варламова – одноглазого и лысого, как бильярдный шар, босого пророка в рясе из мешковины, который носил при себе гладкий камешек с дыркой, называемый «куриный бог», глядел в нее, взяв человека за руку, и предсказывал ему будущее. Конечно, пророчества на десять или двадцать лет вперед проверить было никак невозможно, однако то, что он предсказывал на ближайшие дни, сбывалось удивительно точно. Например, Артемьеву он сообщил, что через два дня его дочь пойдет раздетая по улице. Артемьев, который знал, в каком виде Марианна декламирует стихи в «Кафе поэтов», помрачнел, ибо ничуть не сомневался, что она вполне может продефилировать по улицам в голом виде. Он встретился с Марианной и пригрозил, что если она позволит себе очередную непристойную пакость, то он, ее отец, застрелит ее, и ему плевать, что с ним после этого будет. Марианна струхнула не на шутку и поклялась вести себя прилично. А это происходило в январскую стужу 1920 года. И вот среди бела дня какие-то удалые беспризорники сорвали с нее шубу, угрожая ножом, а заодно велели снять роскошное шелковое платье, так что Марианна и впрямь какое-то время бежала по улицам в одной сорочке, практически раздетая, заливаясь слезами от мороза и страха: что с ней сделает отец?!

Артемьев не стал ее винить, а Варламов сделался одним из первых сотрудников создаваемого на ходу Спецотдела.