Книга Династия Плантагенетов. Генрих II. Величайший монарх эпохи Крестовых походов - Джон Эплби

Поэтому, тронутый жалостью и веря, что он говорит от всего сердца и что он смирился передо мной и во всем раскаялся, я позабыл о своем гневе и возмущении его поступками, полностью вернул ему свою отцовскую милость, принял от него оммаж и клятву [которую он произнес] на святых мощах, положенных перед ним, в том, что он будет хранить мне верность против всех людей и во всех своих делах будет слушаться моего совета и что, пока будет жив, не причинит вреда не только моим людям, но и своим, которые служили мне в этой войне, а будет уважать их и продвигать как моих и своих верных подданных и будет управлять своим двором и всем своим государством по моему совету и поступать так во всех других делах»[299].

Унизив публично своего сына, король повез его в Кентербери. Они отправились туда в сопровождении архиепископа Ричарда, чтобы поблагодарить Бога и святого Томаса за то, что они помогли ему восстановить «славный мир»[300]. В сентябре прошлого года пожар повредил хоры собора. Работы по восстановлению их велись под руководством Вильяма Санса, первого английского архитектора, имя которого до нас дошло.

Пока молодой Генрих пребывал в Англии с отцом, Ричард разрушал замки мятежников в Аквитании. Эти люди не были его союзниками во время бунта; они восстали против всякой власти – его отца и его собственной, и Ричарду необходимо было как будущему герцогу Аквитании привести их к подчинению.

Около 22 июня он осадил замок в Ажане, расположенном на полпути между Бордо и Тулузой. Этот замок был укреплен Арнальдом Бонвилем специально для борьбы с Ричардом. Сын короля подвез осадные орудия и после двух месяцев блокады овладел им, захватив в плен гарнизон из тридцати рыцарей. Джефри занимался тем же самым в Бретани и «причинил много зла тем людям этой страны, которые во время войны выступали против его отца»[301].

1 июля 1775 года умер дядя короля, граф Реджинальд Корнуолльский, которого похоронили рядом с отцом, в Редингском аббатстве. Хотя у графа остались три дочери, король забрал его земли себе, намереваясь отдать их Джону, который, по-видимому, к тому времени стал его любимчиком[302].

Архиепископ Ричард прошлой осенью рукоположил всех избранных ранее епископов, кроме Джефри, побочного сына короля, которому необходимо было получить разрешение папы, ибо он был рожден вне брака и не достиг еще тридцати лет. 9 июля, когда король проводил в Вудстоке совет, пришло письмо от папы с разрешением рукоположить его в епископы. Процедура посвящения состоялась в Линкольне 1 августа, где Джефри был встречен торжественной процессией. Но он совсем не был подготовлен к тому, чтобы занять пост епископа, поэтому отец отправил его в Тур учиться, «пока он не станет достойным столь почетного места».

На том же самом совете король приказал, заботясь о своей безопасности, чтобы никто из его недавних врагов не смел являться ко двору, не получив от него специального приказа, и чтобы никто не приходил к нему во дворец до рассвета и оставался там после заката. Он также запретил всем людям, проживавшим восточнее реки Северн, носить доспехи, лук и стрелы и заостренные ножи[303].

Однако эти указы соблюдались лишь первое время. Генрих II всегда был открыт для общения и обходился без королевской помпы, поэтому он скоро вернулся к своему старому образу жизни и стал принимать всех, кто захотел его увидеть.

Из Вудстока Генрих II и его сын отправились в Личфилд, где король приказал повесить четырех рыцарей и их товарищей, убивших лесничего в королевском лесу. С этого года Генрих II стал брать с собой в путешествия по стране королевских юстициариев, которые выслушивали в его присутствии разные жалобы. Эти слушания отличались от судов странствующих юстициариев, которые в течение года объезжали всю страну. В документах казначейства за этот год впервые появляется особый раздел, озаглавленный: «Прошения и приговоры, вынесенные Вильямом, сыном Ральфа, Бертраном (из Вердена) и Вильямом Бассетом в королевском суде».

Впрочем, эти слушания вряд ли можно было назвать настоящими судебными процессами, поскольку виновные в основном приговаривались к штрафу «ради доброй воли короля». Однако именно с этих судов началось активное участие Генриха II в работе королевского суда, и, хотя эта работа была очень похожа на вымогание взяток, она способствовала дальнейшей концентрации власти в его руках, ибо он утвердил свое право главенствовать над шерифами и странствующими судьями и решать все дела, вынесенные на его суд.

1 августа, приехав в Ноттингем, король обвинил баронов и рыцарей этой части страны, в которой уже давно зрело недовольство его политикой, в нарушении лесных законов. Позже он обвинил в этом многих баронов, рыцарей, священников и крестьян по всей Англии и наложил на них огромные штрафы. Эту работу продолжили его лесные юстициарии, и в следующем году документы казначейства отметили сильное увеличение доходов короля.

Против этих штрафов активно выступал главный юстициарий Ричард Люси.

Он показал королю его собственные письма, в которых он приказывал на время войны открыть леса и рыбные пруды и разрешить всем, кто пожелает, охотиться в них и ловить рыбу. Ричард понимал, что дело идет о его чести и добром имени, ибо люди, которых теперь наказывал король, действовали по его приказу. Однако Генрих II не обратил на протесты Люси никакого внимания.

10 августа оба Генриха встретились в Йорке с королем Шотландии и официально ратифицировали договор, заключенный в Фалезе, когда Вильям был освобожден из тюрьмы. Короля Шотландии сопровождали брат Дэвид и все шотландские епископы, графы, бароны, рыцари и фригольдеры, «от самого большого до самого малого». Они собрались в соборе, и все шотландцы, начиная с короля, совершили оммаж и принесли клятву верности сначала королю Генриху II, а потом его сыну, «за исключением верности его отцу».

Добившись полного подчинения шотландцев, король обвинил «графов, баронов и даже священников Йоркшира, и даже священников церкви Святого Петра в Йорке» в нарушении лесных законов. Помимо этого, он велел шерифу Роберту Статвилю наложить огромные штрафы на великое множество людей за участие в мятеже, несмотря на то что йоркширцы, согласно хроникам, мужественно защищали страну от шотландцев. Эти штрафы показались всем особенно несправедливыми, потому что йоркширцы были разорены набегом короля Вильяма 1172 года. К тому же наказанным оказался простой народ, а вождям мятежников, графам Лейстеру, Честеру и Феррерсу, были возвращены их земли и милость короля, а графа Хью Норфолкского оштрафовали всего лишь на тысячу марок.

В дополнение к этим поборам странствующие юстициарии Хью Кресси и Раннульф Гленвиль наложили на людей штрафы за другие провинности. И наконец, войдя в роль защитника справедливости, король выслушал девять дел в Сити города Йорка и приговорил восемь человек к штрафам от десяти до шести сотен марок «ради доброй воли короля»[304].