Книга Я видела детство и юность XX века - Ирина Эренбург

Сегодня первый день выезжала с капитаном К. (Воронов) на передовую. Буду участвовать при допросе пленных.

7 ноября.

Вчера с 6 часов вечера началась бомбежка. Было около 30 самолетов. Всю ночь не спала. Целый день провела под Оршей, в Горках. Вручала подарки бойцам 85 гвардейской разведроты.

Домой приезжаю поздно, а иногда приходится уезжать и ночью.

20 ноября.

17-го была в Рудне, под Витебском. Пришло сообщение, что меня вызывают в Москву.

18-го в 9 часов выехали на машине. По дороге останавливались обедать в Козельске, а ужинать в Мало-Ярославце. Ночевали тоже в Мало-Ярославце.

19-го в 6 часов утра приехала домой. В 10 часов была на приеме у генерал-майора В. в Генштабе. Дали кое-какую работу. Сегодня из Генштаба зашла в институт, встретила Настю. Она сообщила, что Лева в Петровске.

Когда вижу Настю, то вспоминаются дни, проведенные в институте до войны.

Лева, зачем о тебе думаю? На днях читала одну книгу, и очень понравилось одно выражение: „На дубе — а дуб крепкое дерево — старые листья тогда отпадают, когда молодые начинают пробиваться“.

Точно то же случается со старой любовью в сильном сердце: она вымерла, но все еще держится, только другая, новая любовь может ее выжить. Почему же не так у меня? Кажется, была и новая любовь, но что же не проходит старая?

Если бы кто знал, как я от этого мучаюсь!

Так ждала письма от Левы, а его все нет и нет.

С тех пор, как послала ему письмо, прошло уже более месяца. Почему он не пишет? Неужели не хочет написать? Даже как товарищу по институту. А может быть, Миша прав. Когда я ему рассказала, что Лева знает, что я его люблю, то он ответил, что, возможно, он и не будет отвечать.

Завидую Насте. Искренне рада за Мишу. Ведь он давно уже любит Настеньку.

И почему я такая несчастная? Когда все вспоминаешь, то что-то давит на сердце. Бывают моменты, когда я никого не хочу видеть и только плачу и плачу.

30 декабря (число, видимо, ошибочно).

Получила письмо от майора. На днях приедет в Москву, но мне что-то не хочется с ним встречаться. Хоть бы на этих днях дали работу, чтобы целыми днями сидеть занятой. Я не знаю, что со мной сегодня. Голова моя путается, я готова упасть на колени и просить и умолять пощады. Но у кого? Последние дни все спрашивают, отчего я такая печальная. А я и не подозревала, что у меня печальный вид. Я думаю, что это происходит от того, что я одна, все одна. Некому протянуть руку. Кто подходит ко мне, того не надобно, а кого бы хотела…

13 декабря.

Я все эти дни ничего не записывала в этой тетрадке, потому что не хотелось писать.

Я чувствовала, что бы ни написала — все будет не то, что у меня на душе.

Я счастлива. Мне сейчас легко-легко и только изредка немного грустно.

Я получила письмо от Левы. Если бы не больная нога, то я, наверное бы, заплясала.

Лева, ты не можешь себе представить, какая это для меня радость!

В последние дни чувствовала себя плохо. Из-за ноги уже не спала несколько ночей. Все же завтра поеду на операцию.

19 декабря.

14-го сделали операцию. Вынули три осколка. Сегодня уже хожу, хотя и прихрамываю.

Часто приезжали из Генштаба. Дали работу. Завтра поеду туда сама.

20 декабря.

Что им от меня надо? Зачем предлагают эту работу? Ведь они отлично знают, что нервы мои сильно расшатаны.

Теперь я поняла, почему они соглашаются во всем со мной, почему исполняют все мои прихоти. Им нужен проверенный опытный работник.

Хоть бы скорее увидеть Леву, а там мне ничего не надо. Тогда я соглашусь с ними.

21 декабря.

Приехали и увезли в дом НКО[195]. Оттуда выехали, и весь разговор был в меблированной квартире. Привезли нарочно, чтобы показать всю роскошь, если я только соглашусь. Предъявили кое-какие требования.

Что же делать. Пока буду стоять на своем.

Но мне сказали: или в школу, или на работу. В гражданскую не отпускают.

23 декабря.

О, счастье. Неужели я увижу Леву, моего дорогого, любимого Леву?

Сегодня получила открытку. Пишет, что числа 22-го будет в Москве. Жду его, но что-то боюсь встречи.

Мне стыдно будет смотреть ему в глаза.

Все эти дни буду жить надеждой на встречу. А вдруг он не приедет? Нет, не хочу и думать об этом.

Только бы увидеть. Ведь тогда вернется радость, счастье, вернется жизнь.

От дум болит голова.

Ведь встреча произойдет скоро, а там снова думы, мечты, страдание.

Лучше уж умереть.

К чему молодость, к чему я живу, зачем у меня душа, зачем все это?

Теперь осталось мне следить за уходящим днем и вечерней звездой, заблиставшей на западе, как за уходящей моей безотрадной юностью.

27 декабря.

Прошло пять дней, а Левы все нет. Наверное, не приедет. Вчера получила письмо от Полевого. Прислал свое фото. Все девчата мне завидуют, что он предлагает мне дружбу. Как многие сейчас добиваются у меня дружбы, встреч.

Но я не хочу никого. Мне бы только посмотреть на дорогого, любимого Леву, а там я снова бы уехала на задание.

Все эти дни ходила какая-то взволнованная. При каждом стуке в дверь неслась отпирать.

Но увы. Как тяжко ждать. Но что-то внутри говорит, что я должна его скоро увидеть. Всякими путями стараюсь удержаться дома, хотя бы до Нового года.

А ведь меня могут ночью забрать — патруль, — так как нет соответствующих документов. В Генштабе требуют, чтобы я перешла на казарменное положение. Но это значит, что я не буду совсем дома, а если приедет Лева, то не увижу я его.

А все же после Нового года придется выехать.

16 января.

Все, что я пережила в эти дни, написать не могу. Кого ждала — приехал.

Но мне не легче. Все та же холодность. Я для него только друг. Я не знаю, что делать.

Хочется бежать и бежать. Но куда? Зачем? И какая от этого будет польза? А ведь я еще ничего не рассказала. Страшно, но все же завтра или на днях скажу.

Ведь я сама виновата, так надо и кару нести самой.

Вот уж совсем он тогда изменит обо мне мнение. Да и сейчас он уже смотрит не как раньше. В его взгляде я читаю упрек; что будет, когда узнает больше?

Как я порой жалею, что не погибла в тылу.

Как я сейчас хотела бы смерти.

20 января.