Книга Жизнь и труды Клаузевица - Андрей Снесарев

Далее он пишет о том, что значит обезоружить государство (на этом и строится дефиниция Клаузевица относительно цели всех военных усилий): «…Пока же мы будем различать три элемента… Это — вооруженные силы, территория и воля противника. Вооруженные силы противника должны быть уничтожены, т. е. приведены в состояние, в котором они уже не могут продолжать борьбу… Территория должна быть завоевана, потому что она может явиться источником новых вооруженных сил. Но даже после достижения того и другого нельзя считать, что война (враждебное напряжение и действие враждебных сил) прекратилась, пока не сломлена воля противника, т. е. его правительство и союзники не принуждены подписать мир или народ не приведен к покорности, потому что даже в то время, когда мы вполне овладеем неприятельской страной, борьба может снова возгореться внутри страны или при содействии союзников врага извне. Конечно, такой случай может иметь место и после заключения мира, но это лишь доказывает, что не всякая война приносит с собой полное решение и окончательную развязку»[402].

Принимая во внимание демонстрируемое Клаузевицем впечатление о силе сопротивляющихся, в любом случае надо отдать ему должное, что он в волевом противостоянии (для него это тоже являлось войной) видел и важность убеждения, разъяснительной работы, того, что сегодня можно назвать борьбой за сердца и души населения и руководства противника. Но победа в борьбе за сердца и души гарантирована только тогда, когда противника можно убедить, что после заключения мира ему будет лучше, чем прежде, и новым сложившимся status quo он будет удовлетворен в течение длительного времени. (Добавим: Еще за век до Клаузевица это осознавал выдающийся испанский практик военного дела Санта Круз де Марсенадо, соответствующие труды которого были устремлены в перспективу[403]. Однако труды его, по всей видимости, не были известны Клаузевицу.)

Важнейшие идеи Клаузевица

Обратимся еще раз к тем великим урокам, которые извлекает Клаузевиц в процессе изучения войны. Среди них мы найдем скорее человеческие и социальные, а не тактические и технические факторы, многие из которых оказывают свое воздействие и по сей день. Это неудивительно, поскольку многое из того, как строить мосты, транспортировать войска и грузы, использовать оружие, осаждать крепости за прошедшие после Клаузевица почти двести лет благодаря развитию техники и технологий претерпело сильные изменения. Однако неизменными остались человек и динамика человеческого общежития, в которой находится все общество, в том числе и вооруженные силы, а также между полководцами и солдатами. Таким же образом труды Платона и Аристотеля, посвященные людям и политике, в наши дни намного актуальнее, чем рекомендации Вегеция о ведении войны.

Оригинальна и плодотворна и Клаузевицкая дефиниция войны: «Война есть не что иное, как расширенное единоборство. Если мы захотим охватить мыслью как одно целое все бесчисленное множество отдельных единоборств, из которых состоит война, то лучше всего вообразить себе схватку двух борцов. Каждый из них стремится при помощи физического насилия принудить другого выполнить его волю; его ближайшая цель — сокрушить противника и тем самым сделать его неспособным ко всякому дальнейшему сопротивлению.

Итак, война — это акт насилия, имеющий целью заставить противника выполнить нашу волю»[404].

Отсюда мы можем вывести, что успех на войне достигается, если удается подавить волю самого противника, вынудить его или убедить не стремиться более к тем целям, которые противоречат нашим. В этой связи успех на войне, то есть победу, следует измерять не простым количеством убитых или же разоруженных у противника, а степенью достижения поставленной политической цели и принятием ее противником. И проверка по этому критерию лучше поможет понять успех войны.

Ясно также, что победа, как ее определяют, вовсе не обязательно должна быть обретена в ходе массового столкновения или массового избиения на поле битвы, или же посредством триумфального прохождения по столице противника. Клаузевиц, вероятно, понимал, что при определенных обстоятельствах (например, в ходе ведения оборонительной войны или асимметричной войны-герильи, когда восставшие борются против многочисленных регулярных войск), для более слабой стороны уже само уклонение от неизбежного решающего сражения может оказаться достаточным: «отсутствие решительного столкновения уже представляет успех обороны»[405]. В 60-е гг. XX в. Генри Киссинджер выделил эту мысль более отчетливо: «Если конвенциональная армия не побеждает, то она проигрывает. Герильерос же побеждают, если не проигрывают»[406]. Могущественная держава может таким образом проиграть войну, если она не в состоянии подчинить своей воле население, и участники сопротивления смогут постепенно привести оккупационные власти к тому, что им придется уйти, не воспользовавшись плодами оккупации. В противном случае мира для них не будет благодаря булавочным уколам, мелким нападениям, террористическим актам. Обращение к Клаузевицу объясняет, почему Наполеон, стремясь всегда победить посредством большого «генерального сражения», был в конце концов побежден, будучи не в состоянии удерживать завоеванные территории вследствие сопротивления населения. В этом контексте можно также понять, почему Клаузевиц вообще мыслил оборону более сильной формой ведения войны, чем наступление (Часть шестая), что совсем не нравилось милитаристам — от Мольтке до современности.

Другие важные переменные войны заключены, по Клаузевицу, в «странную троицу», состоящую из «насилия как первоначального своего элемента, ненависти и вражды, которые следует рассматривать как слепой природный инстинкт; из игры вероятностей и случая, что делает ее свободной душевной деятельностью; из подчиненности ее в качестве орудия политике, благодаря чему она подчиняется простому рассудку»[407].

Каждое из этих трех измерений он связывал с народом в системе насилие — ненависть — вражда: чем более народ эмоционально привязан к войне, тем, полагал Клаузевиц, будет больше проявляться насилие, как ему удалось наблюдать это у французов в период ведения революционных войн, и у русских и немцев в Пруссии — при оказании сопротивления Наполеону (хотя в последнем случае сопротивление поначалу нарастало очень медленно). Второе измерение, касающееся вероятности и случайности, он связывал с храбростью и талантом, с полководцем и войском. Третье, характеризующее политические установки войны, относилось к правительству. Следуя взглядам Клаузевица, каждую войну следует определять совокупностью этих трех измерений[408].